Проект 9:09 - Марк Х. Парсонс
К моему удивлению, кафе действительно работало.
Я заказал чай масала и занял столик у окна рядом с входом. Не сказать, что люди тут кишмя кишели, но народу собралось явно больше, чем можно было ожидать. Потом до меня дошло, что это в основном молодежь – скорее всего, студенты колледжа, которые не поехали домой на День благодарения. Я залипал в телефоне, бесцельно бродя по интернету, когда рядом вдруг раздался голос:
– Ну а ты как провел День благодарения?
Обернувшись, я обомлел, но не потому, что понял, кого именно увидел, а оттого, насколько я ей обрадовался. В школе были каникулы, и мы несколько дней не встречались.
– Честно говоря, довольно странно.
Асси засмеялась:
– Ну прямо как я!
– В каком смысле?
Она села напротив меня.
– Понимаешь, мама не особо любит День благодарения, потому что терпеть не может индейку.
– Да уж, в таком случае весь праздник не в радость.
– Ты так считаешь? Вообще-то, нам повезло. Двадцать второе ноября – это День независимости Ливана, и маме нравится его отмечать из-за еды. Поэтому мы с ней договорились: или пусть будут мезе и киббех на День благодарения, или зажарим большую жирную индейку на двадцать второе. Мама выбрала первый вариант – так у нас и получилась странная смесь двух праздников.
– Звучит прикольно. Эти самые мезе и… гм… как его…
– Киббех? Это блюдо из баранины и пшеницы. Его можно запечь или пожарить в виде шариков, как фалафель. Мой братишка его обожает. А мезе… – На ее лице появилось мечтательное выражение. – Мезе похоже на тапас[18], только гораздо круче. Как маленький пир: пара десятков разных закусок на одном блюде. А потом пахлава и ахве.
– Ахве?
– Очень крепкий сладкий турецкий кофе. – Асси кивнула на бариста, готовившего напиток. – Вроде эспрессо. Но по-другому. – Она покачала головой, словно ей стало меня жаль. – Ты многое в жизни упустил!
– Видимо, да. Звучит потрясающе.
– Так и есть на самом деле. Попробуй как-нибудь…
– Да я бы с удовольствием!
Она какое-то время смотрела на меня, а потом опустила взгляд.
– Ну а что странного было в твоем Дне благодарения?
Я собирался отделаться обычным ничего не значащим «да ты знаешь, все как всегда», но запнулся. Интерес Асси показался мне искренним. И – из всех, кого я знал, – именно она могла бы меня понять.
– Мы впервые отмечали День благодарения без мамы. – (Асси подняла взгляд, но промолчала.) – Конечно же, я только о ней и думал. Подозреваю, что и Олли с отцом тоже. – (Асси кивнула.) – А странно вот что. Когда я сам по себе, то, разумеется, скучаю по маме. Но когда мы все втроем, это в каком-то смысле еще хуже. А уж если мы втроем собрались ради чего-то «официально-семейного» – например, Дня благодарения, – то вообще жесть. Ведь сразу возникает ощущение, будто с этой картинкой что-то не так.
– О да. – Асси согласно качнула головой.
Я рассказал ей о неразрезанном пекановом пироге и о том, как мы перестали ходить в любимый мамин ресторан, и о многом другом.
– В общем… ничего не посоветуешь? Выслушаю все, что скажешь.
– Ну… люди разные, – ответила она. – И семьи тоже разные.
– Угу. И?
Она посмотрела на меня долгим взглядом и наконец произнесла:
– Мы это обсудили.
– В каком смысле?
– Однажды мама усадила всех нас вместе, и мы вчетвером поговорили о том, что папа ушел, но… – ее голос дрогнул, – он все еще с нами, здесь. – Она положила руку на сердце, потом помахала ею перед глазами, а я подумал о последнем эссе Асси и понял, откуда в нем такая мощь. – А потом мама сказала, что иногда мы будем скучать по папе, и это нормально… Это знак нашей глубокой любви к нему – и его глубокой любви к нам. И я разрешила братишке и сестренке говорить о папе, потому что долгое время после случившегося они его ни словом не упоминали, и попросила делиться с остальными, если что-то произошло, и они вспомнили о нем. – Она пожала плечами и моргнула. – Ну, не знаю. Что-то вроде того.
– И как, помогло?
– Да. Очень, – кивнула она.
– Спасибо! Мне ты тоже помогла. Очень…
Позже в тот вечер я подумал: самым странным в этом Дне благодарения стало то, что я провел два часа в кофейне за разговором с девчонкой, которая раньше меня на дух не переносила. И, что еще более странно, в каком-то смысле это был мой лучший в жизни День благодарения…
Я сидел в своей комнате и маялся дурью. Зашел на форум «Анонимных фоторепортеров» в ожидании музы. На главной странице красовался огромный баннер: «Победители „Уличных фоток“ будут объявлены на следующей неделе – не забудьте!» Круто, но я искал вдохновение, а не рекламу. И сегодня мне его точно не найти в чужих снимках. Нужно было заставить себя закрыть сайт и приняться за свою последнюю серию фотографий – отца в мастерской.
Я внимательно рассмотрел лучшую из них на мониторе. Обычно фотографии типа «человек за работой» выглядят холодными и безжизненными – например, ученый в лаборатории или техник на заводе. Но тогда в гараже, наблюдая за тем, как отец чинит древний фонограф, я ощутил нечто прямо противоположное. Было бы здорово получить что-то вроде пришедшего мне в голову образа: Джеппетто в мастерской. Я подкрутил яркость – и теперь лучи рабочей лампы заливали весь кадр золотистым светом, немного затемнил полутона, сделав их более зернистыми и естественными… Хотелось, чтобы зритель почувствовал опилки на верстаке.
Когда я приглушил цвета, фотография стала… даже не знаю. Не то чтобы старомодной. Но уж точно не современной. Может быть, вне времени? Не могу подобрать точное слово, но снимок выглядел именно так, как и должен был выглядеть.
Я уже хотел запостить его на странице «Вы видите, что вижу я?», но вдруг задумался: а что именно я в нем вижу? Мне было ясно, что я чувствую, сидя здесь, в своей комнате, но внятно изложить это у меня не получалось.
И тогда я вспомнил, как мы однажды обсуждали способы стимуляции творческого мышления и мисс Монтинелло сказала: «В такие моменты бывает полезно сменить дислокацию».
Почему бы и нет? Я схватил ноутбук и пошел в гараж. Потихоньку, потому что время уже было за полночь. Включил лампу, поставил ноутбук на верстак, открыл банку пива из отцовских запасов и уселся на его табурет. Посидел так, закрыв глаза, попытался поймать ощущения, которые испытывал, наблюдая, как отец что-нибудь чинит – особенно после смерти мамы. Потом попробовал представить себя на его месте… Что творится у него в голове, когда он возится со старыми, позабытыми механизмами? Или в сердце?
А что я вижу теперь – настроившись на отца, – когда гляжу на его фотографию?
Оставалось сделать глубокий вдох и начать печатать. Дело шло медленно: я писал кусочек, удалял, писал снова. В конце концов у меня все же кое-что получилось. Наверное, текст был далек от идеала, я допускал, что завтра он может показаться мне глупым, но сегодня – выглядел правильным.
Я вижу… человека, который пытается починить самого себя.
Когда жизнь вдруг идет наперекосяк, ты на какое-то время замираешь. А потом пытаешься вернуться туда, откуда тебя вышвырнуло. Но вода уже утекла. Ты не там, где был, когда все изменилось, и вернуться назад нельзя. Ты или поплывешь вперед, или утонешь.
Иногда, чтобы пойти вперед, нужно что-то построить, посадить, вырастить. Обновить, отремонтировать. Починить – какие-то вещи, а не себя. И в процессе вы, возможно, начнете приводить в порядок и себя самого.
Вот что я тут вижу.
А вы видите, что вижу я?
Глава 22
Ви́дение – это нечто большее, чем физиологический процесс.
Доротея Ланж
ЗА ОБЕДОМ В ПОНЕДЕЛЬНИК Я ПОЛУЧИЛ СООБЩЕНИЕ от Олли:
эй, лузер, мы говорили о четвертом, для похода в «Такос», помнишь???
Мы с Сетом ели вместе с модницами, как уже делали несколько раз. Кеннеди, как обычно, восседала в центре длинного стола, а мы пристроились с краю, и она, как обычно, меня игнорировала. Рядом с ней сидела какая-то девчонка, потом София, Хлоя, Олли, Сет – и я в самом конце.
«Кеннеди сейчас, похоже, занята», – ответил я как бы в шутку, но, едва отправив сообщение, вспомнил, что когда-то действительно хотел пригласить ее на чашку кофе… и чем все в итоге закончилось.
ха-ха, очень смешно, придурок!
