Дельцы.Том I. Книги I-III - Петр Дмитриевич Боборыкин
— Вы меня извините, — началъ онъ медленно, стараясь придать своему голосу какъ можно больше твердости. — Я человѣкъ несвѣтскій, и въ моей манерѣ могутъ быть разныя неровности, которыя происходятъ просто отъ малаго умѣнья жить въ свѣтѣ…
— Это вовсе не то! — прервала его Катерина Николаевна.
— Есть тутъ, я признаюсь, и другая причина…
— Вотъ ее-то я и хотѣла-бы знать, съ нея-то вы-п начните.
— Вы, кажется, преувеличиваете значеніе моей дѣятельности. Я просто — чернорабочій. То, чѣмъ я добываю себѣ кусокъ хлѣба, не удовлетворяетъ меня. Я отдаюсь, всякому дѣлу, изъ котораго можетъ выйти какой-нибудь толкъ…
— Опять-таки не то! — еще съ большею живостью прервала его Катерина Николаевна. — Какъ вамъ не стыдно такъ увертываться! Неужели вамъ трудно сказать, очень простую вещь: я не хочу выказать вниманіе къ свѣтской барынѣ, чтобы она посильнѣе почувствовала всю-разницу между ею и мною.
— Полноте, полноте, — повторилъ уже совершенно смущенный Борщовъ.
— Согласитесь сами, что свѣтская женщина, преданная своему тщеславію, не стала-бы, какъ я, вызывать. васъ на такой разговоръ; но мнѣ, право, больно видѣть, что люди, какъ вы, отдаютъ дань непонятной мелочности, — извините меня, я не могу назвать иначе то, что я въ васъ вижу.
— Я не оправдываюсь, — проговорилъ Борщовъ.
— Вы считаете это ниже вашего достоинства!
— Не будемте мелочно пикироваться! Моя сдержанность имѣла дѣйствительно другую причину…
Онъ не договорилъ, и взглядъ его встрѣтился неожиданно со взглядомъ Катерины Николаевны.
Она не опустила глазъ.
— Право, — заговорила она шутливымъ тономъ: — вы готовы разыграть роль одного изъ тѣхъ салонныхъ героевъ, надъ которыми вы обыкновенно смѣетесь. Или вы такъ дорожите вашею репутаціей, что боитесь скомпрометироваться въ глазахъ серьезныхъ людей… Впрочемъ, оставимъ зто. Я жалѣю, что обратилась къ вамъ такъ… необдуманно…
Борщовъ тревожно взглянулъ на нее и поблѣднѣлъ.
— Простите меня! — заговорилъ онъ. — Вѣрьте, я вполнѣ понимаю васъ, и если во мнѣ была какая-нибудь неловкость или сдержанность, то ея не будетъ больше!
— Въ добрый часъ!
Катерина Николаевна протянула ему руку. Онъ пожалъ и все еще не могъ справиться съ своимъ смущеніемъ.
Началось совѣщаніе… Хозяинъ велъ себя такъ тихо и уклончиво, точно будто онъ не игралъ никакой роли, и только въ иныя минуты поднималъ онъ слегка голосъ и говорилъ такъ же мягко, но съ оттѣнкомъ особой внутренней авторитетности. Катерина Николаевна слушала на этотъ разъ разсѣянно, и когда ей нужно было отдать отчетъ въ одномъ порученіи комитета, она спѣшно и въ короткихъ фразахъ покончила свой рапортъ.
— Въ слѣдующее наше собраніе, — сказалъ Борщовъ: — я предложу новаго члена, женщину, въ высшей степени подходящую къ потребностямъ нашего общества. Я съ ней познакомился нѣсколько мѣсяцевъ тому назадъ и достаточно изучилъ ея натуру и побужденія.
Когда совѣщаніе кончилось, Катерина Николаевна подошла къ Борщову, собиравшемуся уходить, и спросила его:
— Кто эта женщина, о которой вы говорили?
— Прекраснѣйшее существо.
— Молода?
— О, нѣтъ! У нея уже дочь лѣтъ тринадцати. Она долго жила за-границей и теперь живетъ здѣсь въ одиночествѣ; а натура у ней чрезвычайно дѣятельная. Вотъ, когда она попадетъ къ намъ, вы навѣрно ею заинтересуетесь.
— Съ ней вы, конечно, проще, чѣмъ со мной? — спросила Катерина Николаевна, попадая опять въ тонъ ихъ перваго разговора.
Борщовъ ничего не отвѣтилъ; но все лицо его тихо улыбалось.
— Смотрите же, — промолвила Катерина Николаевна, подавая ему руку: — отнынѣ всякія стѣсненія нужно бросить; а то я, право, буду думать, что вы на словахъ только радикалъ.
Борщовъ проводилъ ее до передней и, потолковавши съ хозяиномъ, поторопился уйти.
III.
Катерина Николаевна вернулась домой въ такомъ настроеніи, какого она еще не испытывала. Когда она сѣла въ карету, ей сдѣлалось совѣстно. Весь разговоръ съ Борщовымъ показался еіі заигрываніемъ дурнаго тона. Она даже покраснѣла.
«Чего мнѣ нужно?» спрашивала она себя. «Чего я ищу въ этомъ человѣкѣ? И не все-ли мнѣ равно, какъ онъ ко мнѣ относится?»
На эти вопросы она медлила отвѣтомъ. Но ея недовольство собой очень быстро улеглось. Борщовъ выяснялся передъ нею самою симпатичною личностью. Она невольно начала разбирать его наружность и находила все въ этой наружности привлекательнымъ. Сдержанность этого человѣка. подъ которою она чувствовала присутствіе прочныхъ принциповъ, чрезвычайно пріятно раздражала ее. Въ этомъ человѣкѣ она видѣла исходъ своей супружеской хандры, но боялась еще опредѣлить себѣ совершенно ясно такой выводъ. Что ее подзадоривало, это — присутствіе въ Борщевѣ особой нравственной брезгливости. Впервые охватило ее желаніе убѣдиться въ томъ: дѣйствителыіо-ли этотъ человѣкъ такъ простъ и строгъ по своимъ принципамъ, чтобы отдѣлить малѣйшую примѣсь фразы и мужскаго тщеславія отъ своихъ отношеній къ женщинѣ-дѣятелю. По дальше, какъ сейчасъ, она увидала въ немъ внезапное смущеніе, и это смущеніе чрезвычайно ей понравилось. Она даже закрыла глаза и улыбалась въ темнотѣ кареты, которая какъ-разь въ эту минуту подъѣхала къ крыльцу.
Катерина Николаевна прошла прямо къ себѣ, о мужѣ ничего не спросила, по раздѣваться сейчасъ не стала, отослала горничную и начала ходить по комнатѣ. Въ этомъ занятіи засталъ се Александръ Дмитріевичъ.
— Ты давно вернулась, Catherine? — спросилъ онъ своимъ медленнымъ, носовымъ голосомъ.
— Съ четверть часа.
Она къ нему не подошла и продолжала ходить.
— Ты точно будто въ волненіи?
— Нисколько!
Глаза Александра Дмитріевича прослѣдили за ней съ затаеннымъ безпокойствомъ, но на лицѣ его не выразилось никакой тревоги.
— Кто-же былъ?
— Двѣ барыни и нашъ секретарь.
— Кто такой?
— Борщовъ.
— Ты мнѣ, кажется, о немъ говорила какъ-то…
Катерина Николаевна остановилась въ эту минуту у окна и окинула мужа скорымъ взглядомъ.
— Это очень интересная личность, — сказала она — и тебѣ-бы слѣдовало съ нимъ познакомиться.
— Зачѣмъ?
— Ахъ, Боже мой! У насъ такъ мало людей, что каждая личность поумнѣе — пріятна.
— Пригласи его, если онъ тебѣ нравится.
Интонація фразы нѣсколько удивила Катерину Николаевну: въ ней заслышалось такое раздраженіе, какого мужъ ея обыкновенно не выказывалъ.
— Да, онъ мнѣ очень нравится, — выговорила Катерина Николаевна и подсѣла на диванъ къ мужу.
Она оглянула всю его сухую, безстрастную фигуру съ большимъ носомъ и блѣдными, топкими губами, откинуласъ нѣсколько назадъ, ва спинку дивана, и, протягивая больше въ воздухъ, чѣмъ къ нему, руку, заговорила точно сама съ собою:
— Знаешь, что, Alexandre, я вотъ присматриваюсь къ тебѣ не первый годъ и нахожу, что ты себя забиваешь.
— Что ты хочешь этимъ сказать? — спросилъ
