Все для вас - Ким Хоён
Кынбэ совсем не жалел о тех временах. Несмотря на костюмы, в которых его невозможно было узнать, он стоял на сцене и дышал полной грудью. Вдобавок, кроме него, ни один человек в труппе не выносил скверный характер Пака, что дарило Кынбэ удовлетворение и чувство собственной важности. К тому же детская публика оказалась самой искренней: даже после спектакля ребятишки по-прежнему видели в нем персонажа, которого он играл, и приветствовали его не хуже, чем иные фанаты – любимую кей-поп-группу.
Все бы хорошо, но на улице Тэханно Кынбэ прослыл рабом Пака. Кто-то даже поговаривал, что он жертва газлайтинга своего начальника. Однако на самом деле Кынбэ просто нуждался в человеке, на которого можно было опереться. Молодому мужчине хотелось оставаться с тем, кто вернул ему театр после долгих лет одиночества.
Когда у Кынбэ появились постоянные роли в спектаклях, он уже не мог навещать маму и ее нового спутника так часто, как раньше. После череды праздников[29], в которые ему не удалось вырваться к ним, мама проделала немалый путь и навестила сына сама. В тот день он играл гоблина.
Как только спектакль закончился, они отправились выпить макколи[30] и перекусить пхачжоном[31]. Кынбэ заметил, что мама постарела и поседела. Через год ей должно было исполниться шестьдесят лет. На его осторожное предложение покрасить волосы она вспылила, заявив, что самому не помешает найти лекарство и шампунь от облысения, чтобы скрыть свои плеши. Кынбэ и без того замечал, что из-за масок стал терять волосы, так что ее комментарий уколол в больное место. Обеспокоившись из-за волос друг друга, мать и сын вдруг осознали, что значит стареть вместе.
Он навсегда запомнил тот дождливый вечер. Держа зонтик над головой мамы, Кынбэ проводил ее до станции «Хехва». Доехав до «Синёнсана», они снова вышли на улицу, добрались до «Ёнсана», и там он посадил ее на поезд. Все эти воспоминания подсвечивались в памяти, словно кадры кинопленки.
Перед расставанием мама наказала перестать выступать в масках и выйти на сцену в своем настоящем виде. Сказала, что на такой спектакль она обязательно ждет приглашения. Кынбэ послушно закивал.
Вот только шанс все не подворачивался. Пак хотел попробовать себя в молодежных спектаклях и никак не мог найти спонсоров, Кынбэ же не сдавался и уговаривал его решиться на полноценную взрослую постановку. На этой почве они постоянно ругались. Тогда помощник угрожал, что уйдет в другую труппу, но Пак всякий раз убеждал его подождать, тем более что идти незадачливому актеру было некуда. Кынбэ нет-нет да посещала мысль, что те, кто называл его рабом Пака, возможно, не так уж сильно ошибались.
После напряженной первой недели в магазине Кынбэ понемногу освоился на работе. Стоя у кассы, он, словно пилот за штурвалом воздушного судна, следил за происходящим вокруг: за уличным столиком сидел мужчина и ждал, пока остынет лапша, между стеллажами семья с ребенком выбирала снеки по акции «Два плюс один», а с улицы к входной двери приближались две девушки – на вид студентки.
Прозвенел колокольчик на двери.
– Добро пожаловать! – поприветствовал он их и приготовился обслужить посетителей.
Сначала к кассе подошли мама с ребенком, и Кынбэ их рассчитал. За это время девушки выбрали напитки и тоже приблизились к нему – продавец рассчитал и их. Остался лишь тот мужчина, который сидел за уличным столиком и мирно вдыхал аромат лапши. А еще пора пополнить запасы холодных напитков.
Очень скоро управляющая магазином спросила, сможет ли он начинать смену на два часа раньше и работать с восьми вечера до восьми утра. Кынбэ с радостью согласился: и денег заработает, и проведет в магазине побольше времени. Услышав положительный ответ, хозяйка благодарно похлопала его по плечу, как вдруг заметила, что на бейджике мужчины написано «Хун Камбо».
– Это еще что такое? Прозвище, что ли?
– Ага, похож ведь.
– И не только именем. Очевидное сходство! – усмехнулась управляющая, окинув Кынбэ взглядом. – В свое время я обожала фильмы с ним и с Джеки Чаном.
– А я смотрел еще в детстве.
– Буду звать тебя Камбо – сокращенно от «камни» и «богатство». Будешь нашим сокровищем. Так что не подведи!
– Хорошо. Если бы вы еще поменьше на меня ругались…
– Да тебе еще повезло! Был тут у нас один сотрудник – сплошная головная боль. Вот ему-то от меня доставалось! Я могу отчитать любого. Так что у тебя тут вообще цветочки.
– Сплошная головная боль, говорите? А он тоже работал в ночные смены?
– Да своеобразный он был: после своей смены не шел домой, слонялся по магазину, болтал с местными бабулями.
– Странный. Мне после работы хочется поскорее домой.
– А у него дома… Так, ладно. Выставил прохладительные напитки в холодильник?
– Угу.
«Эх! Можно было еще что-нибудь выведать, но, похоже, придется ждать следующего раза».
На самом деле ворчание управляющей нисколько не раздражало Кынбэ – скорее, наоборот, напоминало о маме. Уже только поэтому ему нравилось, когда хозяйка отчитывала его, а он просто бухтел что-то в ответ.
В круглосуточном магазине встречались люди с разными историями. Кынбэ сразу замечал досаду и тревогу, которые они сдерживали внутри, и старался разговорить таких посетителей. Когда у него получалось, их было уже не остановить. Они разрывались словесным потоком, словно лопнувший воздушный шар.
Одним из них был хозяин мясного ресторана неподалеку. Приходил он каждый день примерно к девяти вечера и сидел за уличным столиком, попивая пиво с сочжу и сокрушаясь: из-за пандемии ресторанный бизнес выживал с трудом. Кынбэ сразу захотелось посидеть рядом с ним и поговорить о том о сем. Ему рассказывали, что так Токко познакомился с одним мужчиной, который тоже выпивал в одиночестве, и Кынбэ казалось, что так он сможет лучше вжиться в роль. В конце концов, именно ради этого он устроился на работу в круглосуточный магазин.
Характер у Чхве оказался не из простых: настоящий упертый старый хрыч, к тому же истеричный. Но и Кынбэ был не так-то прост: он мог справиться и с проблемными посетителями, и с директором театра, который пользовался своим положением, и тем более с этим старым хрычом.
Выждав момент, он ринулся в бой и все-таки услышал историю Чхве. Оказалось, что дела в ресторане шли плохо и от этого он потерял уверенность в себе. Это был самый обычный отец, который переживает о будущем семьи, когда его не станет. Притом Чхве отказывался признавать свое упрямство и
