Американские девочки - Элисон Аммингер
– Ну и как тебе? – спросила я Декса, когда пошли титры.
– Что именно? – откликнулся он.
После первых десяти минут фильма Декс погрузился в работу над своим проектом и только изредка поглядывал на экран. Он и сейчас, отвечая мне, не сводил глаз с экрана компьютера и скорее всего с головой ушел в шлифовку какой-нибудь сцены будущего шоу. Я постепенно научалась чувствовать ритм его работы: когда с ним можно заговорить, когда лучше оставить в покое, а когда предложить вдарить по пончикам.
– Да этот фильм, – сказала я. – Почему он считается культовой классикой? Потому что в нем снялась Шэрон Тейт?
– Вероятно. – Декс закончил печатать и закрыл ноутбук.
– Полагаю, мне это пригодится для доклада. Но мне не понравилось смотреть на Шэрон Тейт. Слишком депрессивно.
– Депрессивнее, чем до потери пульса читать про девочек Мэнсона?
– Да. Но ведь так быть не должно, правда? Означает ли это, что я ужасный человек? Очень часто я даже не могу припомнить имен других убитых. Я помню Эбигейл Фолджер, потому что есть такой кофе, но как же остальные? Они будто испарились. Почему вся слава достается убийцам? Если бы Шэрон Тейт не была по-настоящему красивой и уже знаменитой, я ведь и ее имени не вспомнила бы, верно? Какая-то фигня.
– Не то слово.
– И все? Я надеялась услышать от тебя что-нибудь более умное.
Декс издал утробный смешок, и я невольно улыбнулась, хотя и не думала шутить.
– С точки зрения сюжетной линии, – сказал Декс, – возможно, фокус в том, что повествование о жизни любой из жертв уже закончено, настал финал. А поскольку они не сделали ничего плохого, то из их жизни и не извлечешь никаких уроков, а?
Я не была уверена, что он ошибается, и все-таки говорить такие вещи, по-моему, ужасно.
– Но и в историях убийств не так уж много смысла или уроков. Ведь как эти девчонки всех убивали – это же безумие, разве нет? А на фотках они всегда такие улыбчивые, милые, спокойные, такие хиппи-хиппи – все люди типа братья. Просто как-то дико. Я-то считала, что девушки убивают только своих парней, или мужей, или насильников. Но уж никак не беременных дам. Какой урок можно извлечь отсюда? Что женщины – тайные психопатки?
– Тайные? – Декс мастерски изобразил вдумчивого педагога, склонив голову набок и проницательно прищуриваясь. – Анна, с чего ты вообще решила, будто женщины лучше мужчин? Кто тебе сказал такое? Неужели в школах все так далеко зашло?
У меня в голове снова зароились мысли про Пейдж Паркер, но я решительно их отогнала.
– Думаю, нет. Но у женщин все как-то немножко по-другому, разве нет? Как думаешь, почему все постоянно говорят, какими хорошенькими были те девушки? Не Шэрон Тейт, нет, а убийцы. На мой-то вкус, они все выглядят как ненормальные, как сумасшедшие. Вот, полюбуйся: «Некоторые считали Сьюзен Аткинс самой хорошенькой из них». При чем здесь вообще это?
– Ни при чем. Но Шэрон Тейт была прекрасна.
Ко мне упорно возвращалась одна и та же мысль: стайка симпатичных девушек убивает настоящую красавицу. И я все время думала об этом не потому, что преступление настолько жуткое, а потому, что его, в конце концов, не так уж трудно понять. Мне приходилось все время себе напоминать, что те убийства замышлялись по-другому. Шэрон Тейт там появилась случайно, по воле судьбы.
– А вот эта твоя работа – скажи-ка мне, ты собираешься в ней освещать расовый вопрос?
– Думаю, эссе должно быть посвящено исключительно девушкам.
– Но ты же знаешь, что они были бандой белых расистов, да? – Декс закинул ноги на стол и принял расслабленную позу.
– Типа того. Я про это еще подробно не читала.
И тут я испытала страшную неловкость, почувствовала себя поверхностной, пустоголовой белой девкой. Такое существо не может вызывать никаких чувств, кроме глубочайшего разочарования.
– Чарльз Мэнсон собирался взять всех своих белых дамочек и скрыться с ними в какой-то дыре в земле. И оттуда править чернокожими, которые останутся после великой американской войны двух рас.
– Ты серьезно?
– Давно ты уже исследуешь вопрос?
– Не знаю. Пару недель, наверное.
– Тебе стоит почитать еще какие-нибудь книги по теме.
Наверное, он был прав, только я точно знала, что Роджеру до этого нет дела. Ему есть дело только до того, чтобы моя сестра смотрелась призрачно и прекрасно и чтобы по сюжету у нее было какое-нибудь навороченное вымышленное прошлое. Если бы я заговорила с ним о расовой войне, скорее всего он осыпал бы меня проклятьями на польском языке.
– Как думаешь, Оливия Тейлор когда-нибудь вернет мне деньги?
– Оливия Тейлор? Ни малейших шансов.
– Серьезно? Но ведь она богата.
– Думаешь, богатые остаются богатыми, раздавая свои деньги?
– Но у меня же вообще нет никаких денег. И отец меня прибьет, когда увидит списание средств за тот дурацкий рюкзак. Вот как так вышло: я вроде бы украла тысячу баксов, а в результате у меня теперь нет ни цента и все на меня ужасно злятся?
– Юное создание, – изрек Декс, – над этим тебе стоит поразмыслить самостоятельно. По пончику?
Декс разбирался в пончиках даже лучше моей сестры. Он признался, что только из любезности ест то, что покупает Делия, а по-настоящему крутые штуки, с совершенно безумными вариантами вкуса, бывают в «Пон-Чике» – месте, которое находилось в еще более отвальной части города, чем те районы, где снимал свои фильмы Роджер. Но пончики там были неземные. Я подсела на витушки со вкусом бекона и соленой карамели.
– Детка, мне нужно поработать, – сказал Декс, и это означало, что мне пора притвориться, будто я читаю.
Я украдкой за ним наблюдала, стараясь делать это совсем незаметно. Если мне удавалось правильно настроиться, я могла вообразить, что
