Желчный Ангел - Катя Качур
– Пациентка готова, – сообщил старший из них – армянин Арик, грузный волосатый мужик с ослепительной улыбкой.
– Скальпель, – скомандовал Вадим, сделал сантиметровый надрез в пупке, установил троакар и ввел лапароскоп.
На экране появились изгибы кишечника, розовые и гладкие, как извилистые водные горки в аквапарке.
– В левой эпигастральной области зона инфильтрации с вовлечением петель тонкой кишки, сальника и селезеночного изгиба ободочной кишки. Метастазов в лимфоузлах печени не выявлено, – констатировал Вадим.
Он поставил еще три троакара, ввел инструменты и постепенно начал разделять уплотненные ткани ультразвуковым диссектором.
– Вот черт, – произнес хирург, глядя в монитор, – перфорация стенки тонкой кишки. – Марьивановна, давайте иглодержатель и викриловую нить.
Пока Вадим ушивал маленькую дырочку на изгибе кишечника, Арик взорвал операционную густым оперным басом:
– Состояние больной ухудшается! Давление снижается, нарастает тахикардия, падает сатурация! Начинаем вазопрессорную поддержку. Вводи норадреналин, – обратился он к очкастой девочке-коллеге.
– Понял. Кровь подтекает из-под диафрагмы, не вижу, откуда именно. Похоже, придется резать, – пробурчал Вадим нервно и, уже обращаясь к Марьиванне, перешел на крик: – Переходим на конверсию! Инструменты для лапаротомии, быстро!
Сделав продольный надрез от грудины к пупку, хирург покрылся горячей испариной. Брюшная полость была наполнена кровью с бордовым сгустками.
Володька развел рану крючками и начал откачивать жидкость аспиратором, тут же отправляя в аппарат для реинфузии. Анестезиолог кинулся переливать кровь. Вадим, в насквозь промокшей шапочке, пытался выделить и пережать селезеночную артерию.
– Не могу ее вычленить, – бормотал он, чувствуя, как на влажной спине понимаются дыбом волосы, – опухоль огромная, мешает. Володя, что стоишь? Кровотечение усиливается!
– Состояние критическое, – орал Арик, – давление и сатурация падает!
– Все, нашел! – обрадовался Вадим. – Иечка, дорогая, держись! Зажим! Кровотечение останавливается! Удаляю селезенку!
– Асистолия! – осек его возбуждение Арик, глядя на монитор. – Усиливаем подачу норадреналина и атропина!
– Начинаем реанимацию! – скомандовал Вадим.
Володька, сложив одну на другую могучие ладони, начал непрямой массаж сердца. Его руки, вздымаясь и опускаясь над грудиной, напоминали механический насос для автомобильных шин. Казалось, еще секунда – и тело уборщицы наполнится живительным воздухом, воспрянет и взлетит на здоровых дерзких крыльях. Но оно лишь тряслось в такт мощным толчкам, как трясется безжизненная половая тряпка на конце швабры. Разряды дефибриллятора только усилили этот эффект. Белая салфетка над разверстой раной ходила ходуном, все больше пропитываясь кровью. Хирургов уже отстранили от стола. Их место заняли анестезиологи.
После получасовых бесполезных попыток реанимации Арик вытер капли с выпуклого лба и, обращаясь к Вадиму, произнес заученную фразу:
– Восстановление сердечной деятельности не наступает. Констатируем смерть. Время – десять сорок три.
Девчачья команда Арика отключила аппараты. Санитары погрузили Ию на каталку и повезли к лифту – в подземное царство патологоанатомов.
Вадим, трясущийся, в мокром синем костюме и шапочке, остановил их на минуту и откинул простыню с головы. Лицо уборщицы, серое, словно старый тюль на окне, словно грязная вода в ведре после мытья подъезда, было безмятежным. Как бывают безмятежными иконописные лики великомучеников, смотрящие на мирян отрешенно, с улыбкой, свысока…
Глава 22
Шалость
С утра Вася снял с Вороньего дерева пожухший лист и озвучил две буквы – И-Я.
– Что это значит? – спросил он у Азраила.
– Это самое короткое женское имя, – ответил Ангел. – Была такая дама в Персии. Если мне не изменяет память, в период правления шахиншаха Ирана Шапура Второго Великого. Я забирал ее примерно шестнадцать веков назад прямо с казни. Она проповедовала веру Христа, за что подверглась пыткам. Персы – те еще звери. После того как я поместил Ию в шатер праведников, на Земле ее причислили к лику святых, назвали преподобномученицей и начали ей молиться. Обычная история. Люди всегда так делают: сначала терзают, а потом бьют поклоны.
– А наша Ия тоже преподобная? – уточнил Вася.
– Нет, она не монашка, но тоже мучилась знатно. – Дух прикрывал голову ребенка крылом, защищая от солнца.
В ангельском саду пробуждалась весна, и Васина лысая башка покрывалась рыжими наглыми веснушками.
– А почему? Что ее мучило? – Как и любой малыш, Вася был неутомимым почемучкой.
– Рак, онкология.
– Что это?
– Это запущенная Господом программа самоуничтожения.
– Зачем?
– Чтобы регулировать численность населения на планете. Один из надежных способов.
– Летим? – Вася свел плечи внутрь и размахнул руки, изображая движение Ангела перед раскрытием крыльев.
Азраил улыбнулся пылу ребенка и прижал его ладони к бедрам, сделав похожим на оловянного солдатика.
– Подожди, успеем, пока еще идет операция. Пусть поживет под наркозом последние минуты.
Как же Вася любил эти полеты на Землю! Обхватив ножками могучую шею Ангела и захватив кулачками пряди его серебристых волос, он чувствовал, как крылья Духа то смыкаются за его спиной, касаясь перьями кожи, то опускаются, то замирают в разлете. Межгалактический ветер развевал щеки малыша, словно трусы на бельевой веревке, осколки астероидов, планет бомбардировали голову, но тут же проскальзывали сквозь нее, не вызывая трения и не меняя траектории.
Издали планета была похожа на елочный шар: сине-зеленый, с коричневой карамелью горных хребтов и белыми прослойками льдов, застывшими, словно патока в рыхлой халве. Земля казалась Васе гигантским чупа-чупсом со вкусом водорослей и ванили, который хотелось затолкать в рот и долго смаковать, грея за щекой ледники и расплавляя ириски вулканов и пустынь. По мере приближения приобретали контуры материки, страны, города, дома и, наконец, окна тех жилищ, где умирающие отсчитывали последние секунды.
Васе больше нравилось забирать людей из квартир, наблюдая за укладом жизни, за цветом штор и ковров, дизайном пододеяльников и формой чашек. В домах все было особенным, самобытным. Статуэтки в сервантах, напольные вазы, чайнички на столе, завитки ложек, загогулины люстр, узоры половиков, часы разных моделей и конфигураций, тикающих на убывание; бахрома на портьерах; говорящие на всех языках так и не выключенные телевизоры. Но чаще, к Васиному сожалению, приходилось принимать смерть в больницах.
Ребенок не любил больниц. Может, потому что сам, уходя с Земли, последним запечатлел белый казенный потолок. Может, от их общего нематеринского холода, одинаковых тумбочек, коллективных матрацев, замоченных в хлорке простыней. А может, от запаха кислых щей, сваренных с нелюбовью для нелюбимых.
«Но работа есть работа», – повторял он слова Азраила и, повинуясь воле Духа, обнимал и обнимал уходящих, оставляя в их глазах изумление своим кукольным возрастом и невозможностью припомнить, из какой религии и каких мифов взялся этот лысый простодушный пацан.
Намокнув под холодным земным дождем, они продрались сквозь жалюзи в операционной и сели у изголовья стола, вокруг которого метались врачи и суетились ассистенты. Главный из них, смуглый, в синей, абсолютно мокрой от пота шапочке, тыкал в монитор, где сигнал в виде кошачьих спинок вот-вот готов был перейти в прямую линию.
– У нас есть секунда, – шепнул Васе Ангел. – Идем, что покажу.
Они перебрались в конец коридора, где на двери висела табличка «Ординаторская». Оказавшись внутри комнаты, Азраил подвел Васю к одному из столов и открыл крылом выдвижной ящик на левой тумбочке. Поверх каких-то бумаг, между солнцезащитными очками и перчатками, лежал готический черный перстень с крупным прозрачным камнем, который тут же, будто заигрывая с визитерами, преломил луч яркого света от потолочного светильника.
– Как красиво! Что это? – изумился Вася, безуспешно пытаясь схватить перстень крошечными пальчиками.
Сидящий за соседним столом Воронков услышал какую-то странную возню в ящике коллеги, но, метнув взгляд в его сторону, не обнаружил ничего необычного.
– Загляни внутрь кристалла, – тем временем посоветовал Азраил.
Малыш наклонился глазом к кольцу и уставился в глубину камня.
– Там ты, Ази! – закричал в восторге Вася. – Но как ты там оказался?
– Несколько веков назад с моего разрешения один арабский ювелир запечатал в бриллианте мой облик, – объяснил Дух. – С тех пор я повелеваю желаниями людей, ставших хозяевами камня.
– И как ты это делаешь?
– Даю возможность исполниться их мечте, но взамен
