Все живы - Анна Морозова
Что же я тебе хотела рассказать? Вот крутилась же мысль. А, вспомнила. Про отца и его семью. Мой дед по отцу (твоему деду Семену), Петр Иванович Лазарев, заведовал маслобойней в поселке „Правда“. Ты ведь, конечно, знаешь, что так Даниловку называли с 1931 года? Это была важная и ответственная должность. Жену деда звали Татьяна Никифоровна Яковлева, и меня назвали в честь ее. Это папа, как увидел меня в первый раз, так и воскликнул: „Вылитая мама!“ Моя мама сама предложила назвать дочку именем свекрови, чтобы та любила внучку и помогала с ней нянчиться. Расчет оказался верным, кстати. Я была „бабына внуца“ и проводила с ней много времени. Она меня многому научила: и варенье варить, и тесто заводить. А как я училась блины печь – анекдоты в семье ходили с бабушкиной подачи. Она была прекрасной рассказчицей, кстати. Считается, что это мне передалось. Может, и так. Внук с интересом читает мою тебе писанину. Каждый раз спрашивает: „А ты свои воспоминания принесла?“ Во как – воспоминания! Не конь чихнул! Бабушка грамотная была, кстати, хотя и родилась аж в 1892 году. У меня пару ее писем сохранилось, если хочешь, попрошу дочку отксерить и тебе письмом вышлю. Еще бабушка умела боль „заговаривать‰ но держала это в тайне. Если ушибешься, то подует, поплюет, перекрестит, что-то пробормочет, потом сунет тебе что-нибудь вкусное, и всё проходит. Пока пряник или пирожок сжуешь, то уже опять готов бежать на улицу. Один раз, помню, зашибла я пальцы на ноге, да так сильно, что ходить не могла. Родители на работе. Еле доковыляла до дома, лежу, носом шмыгаю, так себя жалко. Нога распухает прямо на глазах. Боль прям в мозгу пульсирует. Только начала кое-как задремывать – вдруг дверь в хату распахивается, и баба Таня заходит так решительно и сразу ко мне. Вот не могла она про это узнать! Взглянула на мою ступню, головой покачала, а потом стала что-то шептать, а сама ногтем крестики на моей ноге чертит. А я как будто сквозь дрему ее вижу, и как-то непонятно на душе стало, не могу объяснить. Долго она так шептала, я заснула даже. Просыпаюсь и думаю, что это мне сон такой приснился, про ушиб и бабу Таню. Вскочила, квасу напилась – и на улицу. А там подружки обступили: „Как твоя нога?“ Я им сказала, что в холодной воде подержала ногу, и стала нарочно чуть прихрамывать, чтобы вопросов лишних не было. Маме вечером рассказала, а она только молча посмеивается и меня по голове гладит. А на следующий день велела бабушке новый платок отнести и сказать „спасибо“. Баба Таня подарок развернула, да прям вся заулыбалась. Любила она красивые платки. Помню, называла его „мой любимый“ или „Аннушкин пла-ток“ и носила каждый день. Однажды она болела сильно воспалением легких и сказала мне: „Вот помирать буду, тебя научу кое-чему “. А после этого еще десять лет прожила и умерла в 84 года. Я уже в институте училась, когда ее не стало. Говорят, тяжело умирала и всё про меня спрашивала. А я тогда на практике была. До сих пор жалею немного, что не научила она меня. Каждый раз вспоминаю, когда становится нужен этот навык. Вот такая история тебе про твою прабабку. Ты только не смейся, что я сама медик, а в такие глупости верю. Ну, так помогало ведь! Ладно, хватит на сегодня. Еще раз поздравляю вас всех с наступившим Новым годом, желаю всем крепкого здоровья, а тебе и Володе – еще и успехов в учебе!
Тетя Таня».
(Продолжаю набирать записи Александра.
Тетрадь 2, темно-зеленая. Первые страницы исписаны плохим почерком, как будто наскоро. А мы приехали в Болгарию! Там у Никиты, который был помощником дяди Миши, тетя живет с мужем. Дядя Коля его зовут. Он такой веселый и знает много про море. Мы с ним плавали на катере. От моря просто дух захватывает! Меня пугают нашествием морских тараканов, но я пока ни одного не видел. А вот медузы есть. Но я их не боюсь. Тетя Лена сшила куклёнку костюм матроса, и я его нафото-графировал везде, даже с медузой. Болгарский язык смешной. Дыня у них значит арбуз, а гора – лес. Мне здесь очень нравится. Алексей Степанович сейчас рисует памятник Алеше, живет в гостинице в Пловдиве. Я его прошу мне в телеграм кидать эскизы, интересно же! А я живу здесь, под Бургасом. Дом у них красивый: первый этаж весь в таких круглых камнях, а второй из маленького темно-красного кирпича. И куча разных фруктов, и виноград очень вкусный. Я много общаюсь с мальчиком из соседнего дома. Его зовут Тодор Михайлов. Он на год младше меня и в инвалидной коляске уже два года. Он такой интересный! Всё время выдумывает всякие истории с продолжением, как сериал. Набираю текст медленно, потому что некогда. А Александра очень жалко. Им надо было сразу сообщить про Надю. – Боря.)
28 ноября 1941
Не вел записи с 8 ноября, просто не мог. Нету больше моей Надюши. Не мог я в это поверить, вот не мог. Стоял на кладбище над холмиком – ну нету там ее. Вернулся в училище, продолжил учебу. Как будто она просто уехала из Даниловки, например, куда-то в газету или в агитбригаду, плакаты рисовать. А потом меня накрыло – понял. Помню, стою, читаю газету на стенде, а там картинка с Гитлером, как карикатура. И я понял, что Нади и правда больше нет на этом свете. А я один здесь остался. Стою, зубы сжал, чтобы не закричать, строчки прыгают, и сам я как будто падаю куда-то, даже уши заложило. Пришел в казарму, говорю, ребят, так и так, не дергайте меня какое-то время, я узнал, что жена умерла. Удивились они, конечно. До этого я и не говорил никому. Как будто пока молчу, она и правда живая, уехала просто. Тяжело было, что и говорить. Меня Ярмолин вытащил. Я сидел вечером в Ленинской комнате, чтобы никого не видеть. Просто сидел и пялился на графин без воды. Он нашел меня и говорит: рассказывай, какая она была. Долго мы с ним разговаривали. Я несколько раз отходил к окну, чтобы хоть как-то скрыть слезы. Он молча ждал, когда я успокоюсь, а потом задавал новый вопрос: «Как вы познакомились?» или там «Ты помнишь ее
