Клин клином - Онгель Таль
Подобно каменному изваянию, Денис замирает на месте. Котов поначалу сонно мажет по нему взглядом, затем в его глазах загорается раздражение, смешанное с разочарованием. В точности как было вчера, когда он застукал Дениса за шпионством.
– Пожалуйста, прости. – И непонятно толком, за что именно «прости».
Мурат бурчит без какой-либо силы:
– Проваливай.
Это прозвучало так, будто он обижается на Дениса, словно они друзья всю жизнь и Мурат куксится из-за какой-то мелкой пакости. Юрка однажды так дулся, когда Денис втихаря доел последний кусок пиццы и с ним не поделился. Но Мурат не Юрка. Мурату не на что открыто обижаться. Зато есть за что презирать.
Денис находит свои новые кеды в углу прихожей. Облеванные вдоль и поперек – смотреть страшно. Ему на самом деле не кажется, что дома его ждет разнос по полной программе, потому что, когда он заявляется на порог, раздраженная Катя не требует чего-то более информативного, чем пристыженное «ну-у-у». Она ругается. Не так, конечно, как на непослушного ребенка, с попытками перевоспитания, скорее, как на взрослого человека, что исчез почти на сутки.
– Где твоя голова, Дениска? Если нет таковой, то телефон-то должен быть. Ты мог сам позвонить и предупредить. Почему вместо тебя это делают друзья? Нам вчера в час ночи позвонил Мурат. Мы бы так до самого утра промаялись, если бы он не сказал, что тебя Слава забрал.
– Бабуля уже, наверное, маме доложила, да? – кисло уточняет Денис. Мурат спас его умелой ложью. В этом поступке нет никакого подтекста, но Денис упрямо его видит.
Он копошится у стиральной машинки, закидывая многострадальные кеды. Катя скрещивает руки на груди и провожает каждое его действие въедливым взглядом, молча намекая, что разговор не закончен.
Вопреки ожиданиям, бабушка не злится.
– Когда-то у твоего отца тоже мозги набекрень были. Он тоже в свои девятнадцать ночами напролет шарахался не пойми где.
Денис с притворной серьезностью отвечает:
– Я не пил вообще-то.
Бабушка смеется, затем озвучивает все бытовые пытки на сегодня и добавляет, что не политый вчера огород его стороной не обойдет.
* * *
Денис пятится задом к выходу, домывая прихожую, когда в дверях появляется Слава. Выглядит он опять не очень: серый на лицо, вымотавшийся, будто часом ранее разгружал вагоны. Бабушка быстро втягивает его в дом, по пути костеря за то, что за внуком не уследил. Денис уныло выжимает половую тряпку, боясь поднять на Славу глаза. Кошмар, как стыдно перед ним и Толиком.
– Римма Аркадьевна, – канючит Банин, – я всего на пару минут к вам. Посмотреть, как Дениска.
– А чего на него смотреть? Дома у себя, что ли, не насмотрелся.
Славка уже открывает рот, спросить, о чем речь, как Денис, чухнув, что старания Мурата сейчас накроются медным тазом, дает руками сигнал замолчать от греха подальше.
– Что за многоходовочки у вас с Котовым? – спрашивает он, стоя у раковины.
Они вдвоем моют стеклянные банки от чердачной пыли. Каждый день Катя снимает из теплицы по шесть-восемь огурцов, вовсю зреют помидоры и перцы. Настает пора заготовок на зиму.
– Он сказал моим, что я к тебе ночевать пошел. – Причину этого поступка, Денис уверен, Слава и сам в состоянии понять. – Извини, что так вышло. Ну, за то, что подставил вас.
– Подстава, конечно, не серьезная. Просто не хотел я, чтоб ты шатался пьяным где не надо. Разные здесь люди живут, нарвался бы на кого-нибудь, что бы я тогда делал?
Ребята взяли его под свою ответственность, а Денис как есть нарвался, решив разобраться со всеми тайнами в одиночку. К слову, о тайнах:
– Прости. Я ушел тогда с Кириллом поздороваться.
Слава выворачивает кран еще немного: горячая вода с паром плещется ему на венозные руки. Он ставит чистую литровку на кухонное полотенце. Тяжело ставит, будто гирей придавливает.
– Послушай. – Неуверенная пауза. Руки у обоих в пене, едко пахнущей лимоном. – Ты говорил мне быть с Пеговым аккуратнее, потому что он сплетник, да?
– Можно сказать и так. – Славка пожимает плечами. Чувствуется его желание не поднимать эту тему, но. – Я не в восторге от него, но это субъективщина. Я не дружил с ним никогда. Но если у тебя с ним отношения хорошие, что ж, могу похлопать.
Он выуживает ладони из пены и пару раз с мокрым звуком хлопает ими друг о друга, как тюлень. Может, в его представлении это должно было получиться воодушевляюще, но выходит по итогу уныло.
– Ты не дружил. А Мурат? Он с Кириллом дружил?
– Это тебе Кирилл рассказал? Да, они общались хорошо одно время, но я тогда с Муратом еще не дружил, поэтому многое не знаю. И что между ними произошло, – следующие слова Слава выделяет сурово, – тоже не знаю. Мурат за все время дружбы так и не рассказал мне об этом. Понимаешь, к чему я клоню?
Денис жует губы с досады, потому что да, понимает, что если Слава, близкий человек для Мурата, сам не в состоянии восстановить события, то Денису однозначно ничего не светит.
– И я не думаю, что Мурат будет в восторге, узнав, что я веду такие разговоры за его спиной. Кстати, как он? Надеюсь, живой после вчерашнего?
– Живой. – Судя по тому, как прогнал, более чем. – Когда я ушел, он еще спал.
– Не «еще», а «уже». У него ночная смена была.
Просто блеск. Мурат вчера тащил никакущего Дениса на своем горбе, перед тем как выйти на работу, а наутро Денис взял и разбудил его.
Слава быстро вытирает руки, когда в кармане его шорт вибрирует телефон. С удивленным «Помянешь черта» он принимает вызов.
– Привет. Нет, немного занят. Что-то хотел? – Денис флегматично моет банку, но вскоре Слава поворачивается к нему с выжидающим взглядом: – А, так он со мной сейчас. Трубку дать? Хорошо, передам, – кивок в пустоту. – Ага, давай, я позвоню еще.
Оказывается, Денис с похмелья забыл в доме Мурата сумку, и тот поспешил передать через Славу, что выкинет ее, если до десяти вечера чужую вещь не заберут. Сурово, подумал Денис, и обидно, потому что так просесть по всем фронтам нужно еще умудриться. Хрен с ней, с сумкой, лишь бы Мурат не смотрел так: «Я знаю, что ты тотально облажался. Я знаю, ты жалкий ссыкун». Все это представляется в голове так правдоподобно, что Денис чувствует, как его мутит.
Слава заканчивает, вымыв на десять склянок больше. До калитки Денис провожает его с навязчивым вопросом, что готов вот-вот сорваться с языка.
– Постой! –
