Триллион долларов. В погоне за мечтой - Андреас Эшбах
– С просьбами?
– От людей, чьему единственному ребенку срочно нужна операция, которую они не могут оплатить. Людей, потерявших незастрахованный дом и все имущество при пожаре. От безработных матерей-одиночек, которые не знают, как прокормить ребенка. От мужчин, из-за несчастного случая утративших работоспособность и не получающих пенсию. – Джон увидел, что ящики были помечены различными буквами для разделения на категории. Эдуардо показал коробку с надписью $$-А, потом на ту, где было сокращение $$-В. – От деловых людей, которые вот-вот разорятся и уже не могут получить кредит в банке. От изобретателей, которым нужны деньги, чтобы воплотить в жизнь свое открытие, сулящее фантастические прибыли, и запатентовать его. Землевладельцы предлагают тебе участки, где предполагается наличие нефтяных месторождений. Или золота. Или платины. Или урана. Но большинство писем, – продолжал Эдуардо, подходя к коробке с маркировкой $$-С, каких было больше всего, – приходят из благотворительных организаций всего мира. Они здесь все представлены. Система государственного обеспечения слепых. Обеды для бедных. Армия спасения. Проекты в африканских деревнях. Библейские миссии. Спасение беспризорных. ЮНИСЕФ. «Хлеб для мира». Фонд помощи голодающим всего мира. «Каритас». Организация помощи беременным. Служба ресоциализации заключенных. Облуживание детей, больных раком. Акция за честную торговлю со странами третьего мира. Помощь в борьбе со СПИДом. Болезнью Альцгеймера. Помощь наркозависимым. Организация по борьбе с туберкулезом. Поддержка междугороднего партнерства. И Общество по сохранению ретороманского языка тоже нельзя забывать.
– Общество по сохранению ретороманского языка? – переспросил Джон, с глупым видом таращась на колонны заполненных письмами коробок и коробочек.
– Это прибыльное занятие, – мрачно заметил Эдуардо, – тут нельзя обманываться. У вас в Штатах это называется фандрайзингом. Существуют курсы по написанию таких писем, советники по фандрайзингу для находящихся в бедственном положении организаций, все, чего твоя душа пожелает.
Джон снял наугад крышку с одной из коробок и вынул оттуда письмо: толстенное, с приложенным к нему проспектом. Речь шла о сохранении видов и охране природы, и ему предлагалось принять участие в проекте по защите региона Южной Амазонки, внеся сумму в несколько десятков миллионов. Для начала.
Эдуардо заглянул ему через плечо.
– Защита животных! – проворчал он. – Эти самые усердные. И ведь это имеет самое небольшое отношение к будущему человечества.
Джон попытался собраться с мыслями. Тысячи писем, невероятно!
– А если предположить, что кто-то, кого я действительно знаю, написал мне письмо? Оно ведь пропадет в этой бездне.
– Надеюсь, нет, – сказал Эдуардо. – Потому что для этого у нас есть список. – Он указал на листки, которые Джон по-прежнему сжимал в руках. – Каждое из писем, которое придет от одного из этих отправителей, будет передано тебе.
– До сих пор никто ничего не написал, – пропела синьора Ванцетти.
– Нет, сегодня кое-что пришло! – вставила мамочка Муччини и опустила руку в маленькую ярко-красную коробку. – Вот!
Она протянула Джону бледно-голубой конверт из колледжа Хопкинс Джуниор, Нью-Джерси. Джон разорвал его, бегло прочел лежавшее внутри письмо.
– Полное безумие.
Ему хотели присудить статус почетного выпускника и почтить на празднике выдающихся выпускников. Джон покачал головой и положил письмо вместе со списком обратно.
Когда они вышли из пристройки, ощущение было такое, будто его переехал паровой каток.
После ужина Кристофоро Вакки, как обычно, поднялся, но, проходя мимо Джона, он снова положил ему руку на плечо, в точности так, как тогда, целую вечность тому назад, в Нью-Йорке, наклонился немного вперед и произнес:
– Я должен сказать вам кое-что еще, Джон: пусть у вас вскоре будет свой дом, вы пойдете своей дорогой, но вы всегда будете у нас желанным гостем. В любое время, Джон, что бы ни случилось. Пожалуйста, никогда не забывайте об этом.
Джон удивленно поднял глаза, взглянул в морщинистое лицо, в усталые глаза со зрачками-безднами и пообещал. Padrone кивнул с понимающей улыбкой, еще раз сжал его плечо и побрел прочь.
Следующим отправился спать Альберто.
– Я буду очень рад, если вы время от времени будете приезжать к нам, – заметил он, довольно подмигивая. – Недалеко ведь, на вашем «феррари»… И раз уж мне довелось пережить исполнение нашей задачи, то меня интересует, что будет дальше, если вы понимаете, о чем я говорю.
И они остались на террасе вчетвером, при свете звезд и нескольких свечей в садовых подсвечниках: Джон, Эдуардо и его родители. Жена Грегорио рассказала пару веселых историй из школьной жизни. Конечно же, в деревне стало известно о том, какую роль сыграли Вакки в случае с состоянием Фонтанелли, поэтому пришлось рассказать младшим классам, сколько это – триллион, а в старших классах – о процентах и сложных процентах.
– На сегодняшний день уже десять детей решили положить свои карманные деньги на книжку, чтобы деньги получили их потомки в двадцать пятом столетии. Я думаю, об их будущем можно не беспокоиться.
Грегорио убирал волосы со лба так же часто, как их сбрасывал туда ветер.
– Еще немного о делах, Джон, – с нарочитой серьезностью произнес он. Его жена приобняла его, поправила ему рубашку, слегка дернула за ухо, очевидно, намереваясь заманить его в постель. – Вам и в дальнейшем понадобятся юристы, и я хочу предложить наши услуги. Мой отец не упоминал об этом, но кроме вас или, скажем так, вашего предка, у нас бывают и другие клиенты. Не потому, что нам нужны деньги, а для того, чтобы оставаться в форме, быть в курсе новейших изменений, чтобы быть именно теми адвокатами, которые нужны самому богатому человеку в мире.
Джон охотно кивнул.
– Конечно. Не вопрос.
– Хорошо, – ответил удовлетворенный Грегорио. И они попрощались.
Джон увидел, как тот поцеловал свою жену со страстью, которой он от него не ожидал, а затем их силуэты слились с темнотой внутри дома.
Эдуардо отпил вина из своего бокала и негромко рассмеялся.
– Не беспокойся. Я еще не ухожу и не буду говорить слащавых слов прощания. Так поэтапно, как в Нью-Йорке, мы говорим только после того, как тщательно отрепетируем это.
– Вы это репетировали?
– Как пьесу, скажу тебе по секрету. Ты бы тоже так поступил, если бы у тебя на глазах двадцатипятилетний парень умер от инфаркта только потому, что унаследовал пару миллионов. – Эдуардо пожал плечами. – Мой отец видел это в конторе, где он проходил обучение. Это было давно.
Они подтянули два стула с металлической спинкой, чтобы можно было положить на них ноги и смотреть на море, подставили столик для бокалов, бутылку вина и свечи. Было тихо, с моря долетал приятный ароматный ветер, а в темноте под ними пели сверчки.
– Честно говоря, – признался Джон через некоторое время (ведь истина в вине), – я понятия не имею, что мне делать. Не просто из-за пророчества, а вообще. Что делать? Я перееду на ту виллу, оббегу все комнаты, насмотрюсь на них, а потом? Что делать потом? Как мне проводить дни, если уж задаваться столь банальным вопросом?
– Ой-ой, – сказал Эдуардо и подлил себе вина.
– Я имею в виду, что не могу же я все время ходить за покупками.
– Верно.
– Я мог бы раздать деньги.
– Идей по поводу того, кому ты мог бы их раздать, у тебя целые коробки.
– Да. Но почему-то мне кажется, что это не то.
– Кроме того, таким образом деньги могут вскоре закончиться. Миссис Ванцетти ведет книгу, и адресаты постоянно добавляются. Думаю, от пятисот миллиардов долларов или около того ты мог бы уже избавиться и с помощью имеющихся на сегодняшний день.
Джон взял свой бокал и выпил баснословно дорогого кьянти, словно ему нужно было утопить свои чувства.
– Знаешь, я задаюсь вопросом, чем занимаются целый день богатые люди. Что они делают, когда им не нужно работать, чтобы не казалось, будто жизнь проходит зря?
Эдуардо шумно вздохнул.
– Ну… можно работать на общественных началах. Pro bono[28]. Как мы. И мне нравится, что можно жить не на заработки.
– Но ты чему-то учился. Ты кое-что умеешь. А у меня даже аттестат никуда не годится, а учился я только развозить пиццу и катать рубашки.
– Но ведь сейчас ты можешь научиться всему, чему захочешь. Можешь купить диплом или закончить курс, если хочешь. Весь мир у твоих ног.
– Да, хорошо. Но вообще-то я никогда не хотел учиться и сейчас не хочу. Я сам себе кажусь сейчас совершенно неестественным. Как будто я просто
