Самые чужие люди во Вселенной - Эрик Пессан
Мрак.
Новое зарево, и на его фоне четкий силуэт незнакомца.
Мрак.
Продвигаюсь мелкими шажками, посветить телефоном даже в голову не приходит.
Ослепительный блеск: незнакомец стоит напротив нас.
Мрак сгущается слишком быстро, и я не знаю, померещилось мне или нет, но человек как будто улыбается. Может, научился?
Искристая вспышка: Жюли взяла незнакомца за руку. Он смотрит в небо.
Мрак.
Площадка то появляется, то исчезает, словно город подсвечивается гигантским стробоскопом.
Вижу Эллиота, он таращится в небо с открытым ртом, лицо окаменело от изумления,
мою руку в темноте хватает чужая рука, это незнакомец, я знаю, и он первый раз обращает ко мне жест,
в слепящем свете очередной вспышки он отпускает руку Жюли и мою тоже, воздевает руки к небу,
темно — слышу Эллиота, так не бывает, выговаривает он,
светло — вижу незнакомца, он идет к краю крыши,
темно — Жюли говорит мне, что он попрощался и поблагодарил нас, она почувствовала это по его прикосновению,
светло — глаза Норбера блестят, как будто от слез,
темно — слышу хруст щебенки под ногами, Жюли все повторяет и повторяет, что сейчас он уйдет,
светло — вижу, что незнакомец стоит на парапете крыши, спиной к нам,
темно — все умолкли, слышу только стук своего сердца,
светло — незнакомец широко раскинул руки, он сейчас прыгнет, это сумасшедший, он прыгнет, а мы и не пытаемся помочь, спасти,
темно — я пускаюсь бежать, Жюли выкрикивает мое имя, Норбер выкрикивает мое имя,
светло — незнакомец оборачивается: потрескивающие метеоры отбрасывают тени на его лицо, он улыбается, он точно улыбается,
темно — я думаю, что это безумие, он всех загипнотизировал, он покончит с собой, а мы не сделаем ничего, чтобы его уберечь,
светло — незнакомец снова стоит спиной, я как минимум в двух метрах от него, я еще могу его поймать и спасти ему жизнь,
темно — чья-то рука хватает меня за футболку и тянет назад,
светло — я падаю на щебень, увлекая за собой Норбера, который меня задержал, и на парапете уже никого,
потом Эллиот испускает вопль,
потом угол здания тонет в огненном шлейфе,
и теперь уже взрыв укладывает на землю нас всех,
оглушающий гул,
обжигающее дуновение,
свет такой яркий, что я рефлекторно закрываю глаза
и долго,
долго
лежу на земле,
не слышу больше ничего,
под закрытыми веками глаза еще видят зеленый огонь, полный молний и искр,
колени и локти ободраны до крови,
неужели в здание действительно врезался метеорит?
сердце стучит,
он прыгнул,
беглец прыгнул с башни,
он прыгнул с крыши,
он прыгнул с восемнадцатого этажа,
он…
Приподнимаю голову, не видно ничего, кроме зеленого фосфорного свечения, не слышно ничего, даже стука собственного растерянного сердца. Я ослеп и оглох. Взрыв унес мои глаза и уши. Очень медленно восстанавливается слух. О возвращении звука свидетельствует пронзительное гудение, оно все громче и громче. Открываю и закрываю глаза, по-прежнему ничего не вижу, перед глазами все зеленое, это мерцание как будто впечаталось в сетчатку. Чья-то рука берет меня за плечо, кто-то помогает встать. Наверное, у меня обожжены глаза и лопнули барабанные перепонки, а я так и не успел испугаться. «Джеф?» — через звон в ушах проникает вопрос. «Жан-Франсуа?» Я узнаю голос Норбера. Мало-помалу за зеленым сиянием проступают какие-то объемы, мое лицо освещают лучи, и я снова способен слышать, передо мной стоит Жюли. «Ты как?» — спрашивает она. Я больше не слеп и не глух. Хочу открыть рот, но говорить не получается. Свист постепенно стихает, картинка становится четче — вокруг стоят Жюли, Норбер и Эллиот, хочу шагнуть вперед, и правую ногу пронзает боль, брат светит телефоном: у меня в крови колено. «Ты чуть не прыгнул вместе с ним», — говорит он.
Оборачиваюсь. На парапете крыши никого.
«Он ушел», — произносит Жюли.
«Он умер», — отвечаю я.
Нет, ушел.
Тут я понимаю, что в небе тишина. Метеорный дождь кончился. Звезды мягко пульсируют.
«Надо спускаться, — говорит Эллиот. — Опасно здесь оставаться».
Каждый мой шаг весит тонну. Выскальзываем по одному в оконное отверстие и держим путь на восемнадцать этажей вниз. Молча, не произнося ни слова, у меня еще свистит в ушах, и шум шагов по бетонным ступенькам долетает до них приглушенным. На первом этаже мы уже приготовились бежать к решетке, но Жюли резко останавливается. Она выключает фонарик в телефоне, пригибается к земле, и мы все машинально следуем ее примеру. Жюли поворачивается к нам, в свете фонарей с парковки мы можем разглядеть ее жест. Палец на губах. Тсс. Из-за зеленых бликов в глазах я едва способен разобрать, что происходит. Проем снятого окна смотрит на решетку, за которой стоят они. Преследователи нашего незнакомца. Они здесь, я узнаю того, которого обозначил их главарем, его худое лицо и сжатые губы, как зашитая рана. Они нас не увидели, смотрят вверх, переговариваются на непонятном языке. «Девять, — шепчет Норбер, — их гораздо больше, чем я думал».
Ко мне внезапно возвращается страх. Так, значит, все это время они были здесь, они до последнего не отпускали добычу, они бродили, вынюхивали, рыли, искали и даже притворились, что отступили. «Что будем делать? — спрашивает Эллиот. — Болид учинил такой разгром, что с минуты на минуту приедет полиция». Жюли отвечает так тихо, что мне из-за свиста в ушах не расслышать. Несколько секунд мы просто ждем, и вдруг я вижу, что к нам приближается собака сторожа: высотой она мне почти по пояс, а шерсть точно цвета ночи. Я уже готов закричать, но собака ведет себя странно: сторожевого пса обучают атаковать чужаков, а этот вроде бы и не собирается нас сожрать, мирно трусит навстречу, поблескивая глазами в темноте, останавливается ровно напротив Жюли.
«Хороший пес», — говорит она и протягивает руку к его ушам. Зверь стоит спокойно. Жюли мягко поворачивает его голову, нащупывает ремешки и расстегивает намордник. Когда она снимает кожаную маску, собака скулит от удовольствия. Казалось бы, в этот вечер меня уже ничто не должно удивлять, но я определенно опять застыл с открытым ртом. Жюли чешет овчарке темя, массирует те места, где ремешки сдавливали морду, и резко разгибается. «Фас», — говорит она, и пес выпрыгивает в окно, подлетает вплотную к решетке и разражается лаем. Он ярится и брызжет слюной, издавая такой громкий и
