Найди меня - Андре Асиман
Мишель уже готов был отпустить меня, и я опять почувствовал импульсивное желание броситься на него, обхватить руками. Хоть я и сдержался, меня охватило такое волнение, что я поцеловал его не в щеки, а случайно под обоими ушами. На этот раз виноваты были явно односолодовый виски и вино. Однако мне понравилось то, что я сделал. Потом я снова погрузился в раздумья. «Это и в самом деле было неловко», – подумал я. Но еще более неловко мне стало, когда я заметил, как три официанта смотрят в окно, выглядывая из-за муслиновых занавесок. Они хорошо его знали и, должно быть, уже много раз наблюдали подобные сцены.
Он проводил меня туда, где я оставил свой велосипед, посмотрел, как я его отстегиваю, заговорил о том, какой маленький это велосипед, и даже сказал, что когда-то хотел купить себе такой же. Но потом, прежде чем уйти, он задержал ладонь у меня на щеке: этот жест совершенно вывел меня из равновесия, меня заколотило, я был переполнен эмоциями. Он застиг меня врасплох. Я хотел, чтобы мы поцеловались. Просто поцелуй меня, пожалуйста, тогда хотя бы не будет видно, как я возбужден.
Он развернулся и ушел.
«Нельзя так делать, а потом уходить, – подумал я, – да еще столь чопорно». Я хотел, чтобы он прижал другую ладонь к моей щеке и обхватил мое лицо, обхватил мое лицо и позволил мне быть младшим в паре, а потом поцеловал меня взасос. Я чувствовал себя так, будто мы только что были вместе в постели, а потом он перестал со мной разговаривать и просто исчез.
Это чувство осталось со мной на всю ночь, и спал я прерывисто. Было еще не слишком поздно, и мы вполне могли пойти выпить куда-нибудь еще. Я хотел побежать за ним и предложить угостить его чем-нибудь в кафе неподалеку – лишь бы побыть вместе и не прощаться так скоро. И все же что-то меня удержало, и другой внутренний голос напомнил мне, что то, как сложился этот вечер длинного скучного воскресенья, когда я не планировал ничего даже отдаленно напоминающего эту встречу, – меня не слишком расстроило. Возможно, Мишель по опыту знал, что иногда лучше остановить прекрасное мгновение, чем поторопиться и все испортить.
Этой волшебной ноябрьской ночью я шел пешком и вел за собой велосипед: безлюдные улицы, вымощенные камнем, блестящим при свете фонарей; эффект Брассая, который мы обсуждали; мой неуклюжий поцелуй чуть ли не в ухо и то, что я был в два раза младше его, – все это поднимало мне настроение, и я чувствовал себя вполне счастливым. Возможно, он понимал жизнь лучше, чем я когда-либо смогу; и если это так, то он уже знал то, что сам я едва начинал понимать: что, возможно, я, как и он, еще не готов; и не буду готов ни сегодня, ни завтра ночью, ни даже на следующей неделе. И тогда-то до меня наконец дошло, что он, может быть, и не придет на концерт в следующее воскресенье, не потому, что не хочет, но потому, что уже почувствовал, что это я вечером следующего воскресенья в последнюю минуту найду повод не идти.
Два вечера спустя я только заканчивал мастер-класс, посвященный последней части бетховенской ре-минорной сонаты, когда вдруг он показался в дверях: он стоял, сунув руки в карманы своего синего блейзера, и выглядел слегка неуклюже для такого элегантного мужчины, хотя, похоже, не ощущал ни малейшего неудобства. Он придержал дверь для шести-семи слушателей, которые как раз выходили из зала, и, увидев, что они следуют друг за другом, не придерживая дверь и не благодаря его, широко им улыбнулся и наконец поблагодарил за чаевые. Я, должно быть, просиял. Какой приятный сюрприз.
– Значит, ты не против?
Я покачал головой. Как будто нужно спрашивать.
– Какие у тебя планы после уроков?
– Обычно я где-нибудь пью кофе или сок.
– Не против, если я с тобой?
– Не против, если я с тобой? – передразнил я его.
Я отвел его в свое любимое кафе, куда хожу после занятий с коллегами или студентами; там мы сидим и смотрим, как в это время дня по тротуарам проносятся люди: одни спешат доделать дела, другие оттягивают возвращение домой, где им придется захлопнуть дверь перед миром, а кто-то просто бежит с одного угла своей жизни до другого.
Все столики вокруг нас были заняты, и по какой-то причине, которая вечно от меня ускользала, мне нравилось, когда все посетители, будто сбившись в кучу, сидят едва ли не бок о бок с незнакомцами.
– Значит, ты и правда не против моей компании? – снова спросил Мишель. Я улыбнулся и покачал головой. Сказал, что до сих пор не оправился от удивления.
– В хорошем смысле удивления?
– В очень хорошем смысле.
– Я собирался обойти все роскошные отели с пиано-барами, – пояснил он, – если бы не нашел тебя в консерватории. Так вот просто.
– Это заняло бы у тебя много времени.
– Я дал себе сорок дней и сорок ночей и только потом собирался зайти в консерваторию, но вместо этого зашел туда сначала.
– Разве мы не собирались встретиться в это воскресенье?
– Я не был уверен, что ты придешь.
То, что я не возразил и никак не опроверг его слов, должно быть, подтвердило подозрения Мишеля. И в самом деле, наше молчание по поводу концерта в следующее воскресенье заставило нас неловко улыбнуться. В конце концов я сказал:
– У меня остались прекрасные воспоминания о прошлом воскресенье.
– У меня тоже, – ответил он.
– А кто та симпатичная пианистка, с которой ты играл? – спросил он.
– Это очень талантливая студентка третьего курса из Таиланда. Очень, очень одаренная.
– Вы так смотрели друг на друга во время исполнения, что мне стало ясно: вас связывает нечто большее, чем обычные отношения учителя и ученика.
– Да, она приехала так издалека специально, чтобы учиться у меня. – Я понял, куда он клонит, и покачал головой, притворно упрекая его за намек.
– А могу я спросить, какие у тебя планы на вечер?
Смело, подумал я.
– В смысле сегодня? Никаких.
– Разве у такого, как ты, нет друга, партнера, близкого человека?
– Такого, как я?
Мы что, в самом деле будем повторять воскресный разговор?
– Я имею в виду молодого, блестящего, безусловно очаровательного, да и очень красивого.
– У меня никого нет, – сказал я, а потом отвернулся.
Я что, в самом деле пытался
