Гарвардская площадь - Андре Асиман
Жалоба
Напишите нам, и мы в срочном порядке примем меры.
Гарвардская площадь - Андре Асиман краткое содержание
Новый роман от автора бестселлера «Назови меня своим именем». «Гарвардская площадь» – это изящная история молодого студента-иммигранта, еврея из Египта, который встречает дерзкого и харизматичного арабского таксиста и испытывает новую дружбу на прочность, переосмысливая свою жизнь в Америке. Андре Асиман создал в высшей степени удивительный роман о самосознании и цене ассимиляции.
A powerful tale of love, friendship, and becoming American in late ’70s Cambridge from the best-selling novelist.
"If you like brave, acute, elated, naked, brutal, tender, humane, and beautiful prose, then you’ve come to the right place.”—Nicole Krauss
Cambridge, 1977: A Harvard graduate student, a Jew from Egypt, is preparing to become the assimilated American professor he longs to be. But when he bonds with a brash, charismatic Arab cab driver nicknamed Kalashnikov, he begins to neglect his studies. Together they carouse the bars and cafés of Cambridge, seduce strangers, ridicule “jumbo-ersatz” America, and skinny-dip in Walden Pond. As final exams approach and the cab driver is threatened with deportation, the grad student faces the decision of his life: whether to cling to his dream of New World assimilation or ditch it all to defend his Old World friend.
Sexually charged and enormously moving, this is a deeply American novel of identity and ideals in conflict. It is the book that will seal André Aciman’s reputation as one of the finest writers of our time.
Гарвардская площадь читать онлайн бесплатно
Андре Асиман
Гарвардская площадь
André Aciman
Harvard Square
Cover photograph © 2013 by Allen Donikowski / Flickr Open / Getty Images
Cover design © 2013 by Rodrigo Corral Design
Copyright © 2012 by André Aciman
© А. Глебовская, перевод на русский язык, 2021
© Издание, оформление. Popcorn Books, 2021
* * *Моему брату Алану
Пролог
– А можно мы просто уйдем?
Я ни разу не слышал от сына ничего подобного за все те недели, что мы вдвоем колесили по колледжам. Посмотрели три университета на Среднем Западе, заехали в институты свободных искусств в Новой Англии, Пенсильвании и Нью-Йорке. И вот на последнем витке нашего летнего абитуриентского турне перед поступлением, в уголке Массачусетса, который я знал так хорошо, сын то ли полностью выдохся, то ли просто сорвался.
«Мне здесь не нравится», – объявил он. Я ответил, что уйти не вариант. «А вот и вариант», – отозвался сын. Чтобы другие семейства, собравшиеся в помещении приемной комиссии, нас не услышали, я понизил голос и объяснил, что уйти до приветственной речи будет просто неприлично. На мой аргумент он отрывисто и досадливо ответил: «Тогда разделимся». Помещение с деревянными стенными панелями и толстым ковром на полу заполнялось все сильнее. «Сейчас, например», – прошипел он, едва ли не с угрозой заговорить в полный голос.
– Я не понял, – прошептал я. – Лучший университет во всем мире, а ты раз – и бежать. С чего бы?
Спорить было бесполезно. Кроме прочего, просто поглядев на меня, он, видимо, понял, что сопротивляться я не стану. Я, наверное, тоже устал, надоели мне эти организованные экскурсии по колледжам. Сын не стал ждать, пока я сдамся. Встал, подхватил свою объемистую брошюру и бейсболку. Пришлось встать и мне, хотя бы ради того, чтобы размолвка наша не бросилась в глаза окружающим. А потом – я и оглянуться не успел – мы уже осторожно пробирались к выходу из приемной комиссии. На наши места почти мгновенно поместилась другая пара: отец и сын.
В вестибюле, где перед входом собрались еще родители, мы услышали, как какая-то сотрудница объявила с легким панибратским смешком в голосе – видимо, по замыслу голос должен был звучать доброжелательно и ободряюще, – что после короткого вступления она с коллегами проведет нас в такое-то место, потом еще в одно, потом двинемся в третье, там остановимся у памятника такому-то и полюбуемся изумительным видом, который в Гарварде тоже очень любят. Я мгновенно опознал несколько чванливый распев, с которым она оглашала маршрут, наверняка тщательнейшим образом спланированный. При этом она пыталась сделать вид, что нас ждет неожиданное и захватывающее развлечение, а мы не просто собираемся таскаться по очередному кампусу.
Когда мы вышли, в дверь продолжали входить родители с будущими абитуриентами – направлялись к столу с информацией, а оттуда следовали в зал.
Снаружи, в патио, мы вдохнули воздух раннего утра. Я признал зачаточную дымку, возвещающую, что на Бостон надвигается типичный душноватый летний день.
Было видно, что сыну не по себе. В патио он увидел знакомого. Они попытались уклониться друг от друга. Когда не вышло, тот, другой, торопливо буркнул то, что, видимо, между учениками школ-соперниц должно было сойти за сердечное приветствие. По крайней мере, правила игры юноша знает, подумал я. В воздухе так и витали бахвальство и подспудные распри, и всем – как родителям, так и детям – было совершенно ясно: либо подходи к делу всерьез, либо – в сторонку.
Мы вышли из здания и напрямую, через территорию Института Рэдклиффа, двинулись к реке. Я хотел спросить, откуда такая внезапная робость, тяга сбежать. Потом подумал, что пока об этом рано. Напряжение, как подкладка под наше общее молчание, и так было слишком ощутимо и не спадало. Потом, в качестве этакого пояснения, которое одновременно норовило сойти и за извинение, сын, минутку поколебавшись, произнес:
– Это просто вообще совсем не мое.
Я не понял, что именно «это». Имел ли он в виду поездки по университетам, университетские городки, приемные комиссии, университеты в целом? Или речь шла о посетителях, которые подспудно выхвалялись своими отпрысками, одновременно и с легким благоговением, и со скрытой гордостью? Каждый пыжился, чтобы не выказать слишком сильной ревностности, или робости, или легкомыслия – вдруг члены приемной комиссии о нем не так подумают. Или он имел в виду именно Гарвард? Или – и это меня внезапно напугало – взбрыкнул он потому, что от него потребовали любви к этому университету только по той причине, что его любил я?
Мы приехали на день раньше и успели осмотреть многие гарвардские уголки: здания Рэдклиффа, Ривера, – а потом я отвел его на величественную лестницу Библиотеки Уайденера, и мы на цыпочках проследовали в главный читальный зал. Я постоял там чуть-чуть без движения. Я, похоже, скучал по своим здешним аспирантским временам. Пустынный читальный зал в погожий летний день остается одним из чудес света, сказал я, когда мы уже почти уходили. Все, на что его хватило, – это произнести с тоской, но не менее досадливо: «Ну, наверно».
Я показал ему все те места, где жил: Оксфорд-стрит, Уэр-стрит, Лоуэлл-Хаус. Разве Лоуэлл-Хаус не напоминает ему гранд-отель на Ривьере постройки рубежа веков?
– Общежитие как общежитие.
