Натюрморт с торнадо - Э. С. Кинг

Все рухнуло месяц назад.

Из-за глупости и скандала. Из-за такой глупости.

Но кто решает, что глупо, а что нет, когда у тебя рушится жизнь? У некоторых рушится жизнь из-за сериала. У некоторых – из-за разрыва отношений. У некоторых – из-за того, что кто-то съел последнюю миску хлопьев. У меня – из-за ежегодной выставки. Никто не заметил, что я начала рушиться до этого.

Я долго сижу в душе – достаточно, чтобы смыть с себя недельную грязь. Я думаю о том, чтобы попросить маму найти себе терапевта. Я ни с кем ни о чем не могу поговорить. Я не могу поговорить с Кармен, потому что она связной по ######. Я не могу поговорить с мамой, потому что она хочет развлекаться. Я не могу поговорить ни с кем из школы, потому что больше туда не хожу. Я хотела поговорить с Предположительно Эрлом, но упустила свой шанс, а если бы не упустила, то все равно не смогла бы задать нужные вопросы.

Брюс.

Может, я смогу поговорить с Брюсом.

Я решаю, что лучше будет не говорить с ним дома.

Когда я спускаюсь вниз, папы нигде не видно. Мама только-только просыпается после ночной смены. Надеюсь, я не израсходовала всю горячую воду.

Я выхожу из дома и иду на площадь Риттенхауз. Сажусь на свою скамейку – ту, перед которой нарисована искореженная рука.

Я смотрю, как по дороге посреди парка идет группа ребят моего возраста. Стайка. Девушки с парнями. Держатся за руки. Смеются. Развлекаются. Слишком молодые, чтобы быть как та вчерашняя студентка. Слишком взрослые, чтобы нуждаться в присмотре. Кто-то упоминает название фильма. Я решаю, что они только что ходили его смотреть. Я решаю, что они все дружат с первого класса. Я решаю, что они будут друг у друга на похоронах. У них есть то, чего нет у меня.

Дело не только в расколе художественного кружка и даже не в том, что делали мисс Смит и Вики. Не в выставке, хотя и в выставке тоже.

Дело во вранье и в доверии.

У меня никогда не было парня. Я никогда не хотела парня. Девушки тоже. Брюс был неправ, тогда, в Мехико. Я не опущусь до типичного парня. У меня не будет никого. Сколько я себя помню, я всегда мечтала о том, чтобы жить одной и творить. Эгоистично. Я хотела творить и не думать ни о ком и ни о чем. Я знаю, что для шестнадцатилетнего человека это ненормально.

Я должна была быть как они.

Я никому не доверяю. Даже себе.

Я достаю телефон. Вынимаю из кармана кошелек, нахожу номер Брюса и набираю. Не проходит и одного гудка.

– Сара?

– Привет, Брюс.

– Господи, Сара, – говорит он. А потом я слышу, как он плачет – не рыдает, потому что мама с папой не научили нас рыдать. Но он у нас эмоциональный.

– Привет, – говорю я, потому что не знаю, что еще сказать.

Он шмыгает носом:

– Привет.

Шестнадцать лет

Я решаю не тянуть кота за хвост:

– Ты получил в итоге свой диплом психолога?

– Не совсем, – говорит он.

– А. Ты правда ударился в религию? – спрашиваю я.

– Что?

– Ты крестился голым в речке?

– Охренеть, – говорит Брюс.

– Да или нет?

– Они промыли тебе мозги.

– Так да или нет?

– Насколько я знаю, я никогда не крестился в речке. И не в речке тоже.

– Хм, – говорю я. – Выходит, единственное, что я о тебе знаю, это то, что ты фиговый байдарочник.

– И отличный старший брат.

– Ты не звонил мне шесть лет.

Он снова шмыгает носом.

– Извини, – говорю я. – Я не это имела в виду.

– Дай мне сказать, – говорит он. Я затыкаюсь. Но он ничего не говорит.

– Брюс?

– Мне надо приехать.

– Позвони маме с папой.

– Не к ним, к тебе.

– Мы живем в одном доме.

– Я могу остаться в мотеле.

– В котором?

– Обычно я останавливаюсь в мотеле на Пайн-стрит.

То, что говорит Брюс, не укладывается у меня в голове. Когда он останавливался в мотеле на Пайн-стрит?

– Может, начнем сначала? – предлагаю я. – Давай я скажу: «Как дела?», а ты расскажешь мне, как дела.

– Ладно.

– Как дела?

– Хорошо. Жизнь идет. А ты как?

– Это не ответ. «Жизнь идет»? – Прошло шесть лет, а он швыряет мне: «Жизнь идет». Его голос ниже, чем я его помню. Он звучит как взрослый. Я говорю: – Ты женат? У тебя есть девушка? Чем ты занимаешься?

– Не женат. Я работаю с детьми.

– Ты учитель?

– Я ментор.

Звучит многообещающе. Я жду подробностей, но он ничего больше не говорит. Он спрашивает:

– А ты как? Десятый класс, да? Я прав?

– Да. Но не совсем. Долгая история.

Мы говорим так расплывчато. Десятилетняя Сара была бы разочарована. Десятилетняя Сара любит детали. Десятилетняя Сара, скорее всего, больше тут не появится после того, как я с ней вчера обошлась.

– В смысле? – спрашивает Брюс. – Ты не в десятом классе?

– Долгая история, – повторяю я.

– У меня есть время.

– Я еще сама не разобралась, – говорю я. – У меня что-то типа… переходного периода.

– В школе?

Я не знаю, что сказать. Вот брат, с которым я не разговаривала шесть лет. И он хочет, чтобы я рассказала ему, как я, когда я сама не знаю, как я.

– Ты возвращался в Филадельфию, не сказав нам?

– Типа того, – говорит он. – Я приезжал только дважды.

– И?

– И в первый раз я позвонил маме, но она сказала, что папа не хочет видеть меня в доме, – говорит он. – Во второй раз я ездил по работе. И не говорил им, что я здесь.

– Но я по тебе скучаю.

– Я тоже по тебе скучаю.

– С какими детьми ты работаешь?

– В основном с детьми в зоне риска. У которых не все в порядке.

– Это типа малолетние преступники?

– И они тоже. А еще ребята, сбежавшие из дома, и ребята из детских домов, и сироты, и ребята, которым просто скучно и нечем заняться. Весь набор.

– Это Брюс? – спрашивает десятилетняя Сара. Она появилась возле меня на скамейке.

– Ш-ш-ш. – Я страшно рада ее видеть.

Брюс говорит:

– Ты с кем-то разговариваешь?

Как мне такое объяснить?

Я говорю:

– Мне кажется, что я в зоне риска.

– Ох.

– Я перестала ходить в школу. В основном я просто шатаюсь по окрестностям.

– Мама с папой знают?

– Ага.

– Это Брюс? – повторяет десятилетняя Сара.

– Кто это? – спрашивает Брюс.

– Моя подружка, живет по соседству, – вру я. Потом поворачиваюсь к десятилетней Саре и говорю: – Да, а теперь тихо!

– Родители паникуют, что ты не ходишь в школу?

– Да. И нет. Все