В кофейне диковинок - Хэзер Уэббер
МЭГГИ
Утро пятницы выдалось ясным и солнечным. На небе белели легкие облака. И лишь сильный ветер нашептывал что-то зловещее и предвещал неприятности.
Я вытащила мешок с мусором на задний двор кофейни и у контейнера огляделась, пытаясь найти причину обуревавшего меня беспокойства.
И тут же обнаружила ее: из переулка вырулил фургон «Берегового хомячка» и направился в мою сторону.
Мы с Донованом не виделись со среды – с момента, как он вышел из кафетерия, пообещав разработать стратегию, которая поможет меня завоевать.
Солнце бликовало на лобовом стекле, не давая мне разглядеть лицо водителя, но сердце знало, что это он. Грузовик газанул, и на душе потеплело.
И в то же время я заледенела от ужаса.
Потому что в последние два дня у меня из головы не шли слова Эстрель о том, что тот, кто отрицает свои истинные желания, будет несчастен до конца жизни.
Разве не это случится, если я продолжу встречаться с Донованом?
Разве я не заставлю его отказаться от его истинного желания?
Я вовсе не хотела, чтобы из-за меня он был несчастен до конца жизни! С нами такое уже случилось – в то лето, когда он приехал в Дрифтвуд на каникулы. Тогда Донован как раз услышал, что я собираюсь бросить учебу. Правда, в то время еще никто не знал, почему я так решила.
Он рассказал, как скучал по мне. Как сильно меня любит. Хотел, чтобы я уехала вместе с ним во Флориду, где он тогда жил. Твердил, что хочет жениться на мне, создать семью.
Я должна была сказать ему правду.
Должна была.
Новости его просто ошеломили. В глазах цвета океана осколками блестела боль.
И все же… Он сказал, что ребенок ничего не меняет. Что он все равно хочет на мне жениться. Что усыновит малыша и будет любить его как своего.
Но я не могла выйти за него не из-за Ноа…
От воспоминаний о былом на глаза навернулись слезы. Я проморгалась, и в ту же минуту передо мной остановился фургон. Донован выключил двигатель и открыл дверь.
– Как мы изящно встретились!
Я помахала ему мусорным пакетом.
– Гламурная жизнь управляющей кофейней…
– Думаю, ты больше чем управляющая, Мэгги.
Вообще-то именно этим я в кафе и занималась, но мне не хотелось с ним спорить, особенно при этом сулящем неприятности ветре. Я бросила мешок в контейнер и обернулась.
Донован оглядел мою грудь.
– Симпатичная футболка!
Я, вспыхнув, опустила глаза. На футболке было написано: «НИЧЕГО ОН НЕ ПРОДАЕТ».
– Порой в мастерской можно сотворить кое-что полезное. Зачем ты приехал?
Шевелюра Донована растрепалась на ветру, и в свете утреннего солнца я разглядела несколько седых волосков среди каштановых волн. Хотелось протянуть руку и пригладить их.
– Чтобы сделать тебе предложение. Я, ты и блошиный рынок – что скажешь?
Блошиный рынок? Заинтригованная, я склонила голову.
– Продолжай.
Он шагнул ближе.
– Слышал, на этой неделе возле Дафни открыли новый торговый центр для продажи антиквариата. Подумал: может, тебе захочется в воскресенье съездить туда со мной, посмотреть, что к чему? У тебя же выходной, верно?
Верно: по воскресеньям кофейня не работала. Однако у меня все равно было плотное расписание: днем – встреча клуба садоводов, вечером – организаторов Фестиваля бабочек. Однако ради блошиного рынка их, возможно, стоило прогулять, тем более что я никогда в жизни этого не делала. Я уже радостно предвкушала, сколько безделушек смогу найти там для моего Уголка Диковинок…
Донован, сунув руки в карманы, покачивался на каблуках. И, не сводя с меня глаз, продолжал соблазнять:
– Рынок занимает здание площадью восемьдесят тысяч квадратных футов. А прилавков в нем пятьсот.
От мысли о сокровищах, которые там таятся, мои колени превратились в желе.
Однако, взглянув в полные надежды глаза Донована, я мысленно дала себе подзатыльник, унимая не в меру распалившиеся чувства.
Нужно думать о себе! Может, там и пятьсот прилавков, но ехать до Дафни – добрых полтора часа. Наверняка мы проголодаемся и заскочим куда-нибудь перекусить… К тому же в машине нас будет только двое. Я и он. Вместе. Целый день!
Мне так хотелось поехать, что вспотели ладони. И не только потому, что блошиный рынок – это сущий рай, но и потому, что целый день с Донованом – рай тоже.
Но нет. Нет.
Я должна его отпустить.
Должна.
Вспыхнув от накатившего чувства вины, я ответила:
– Извини, Донован, – и через силу выдавила: – У меня в воскресенье несколько встреч.
– И их нельзя отменить?
Не доверяя голосу, я покачала головой.
– Уверена?
– Ага, – прохрипела я.
– Мэгги, тебе никогда не приходило в голову, что у тебя слишком много дел?
О да, еще как приходило! Особенно в последнее время. А так хотелось бы сбавить обороты, просто наслаждаться жизнью… Но сейчас, когда работа была нужна мне как предлог, я не могла себе этого позволить.
– Вовсе нет.
– Тогда ладно. – Выдохнув, он пнул ногой камешек. – Наверное, мне пора ехать.
– Мне тоже пора возвращаться в кофейню, – с трудом сглотнув, отозвалась я.
Донован направился к фургону, затем резко развернулся.
Сердце заколотилось в груди.
– И последнее.
– Да?
Почему у меня в душе затеплилась надежда? Она не имела на это права. Никакого права!
Его глаза потемнели.
– Сегодня меня в пекарне поймал Роско Додд.
Я не поняла, почему он так резко сменил тон и тему разговора.
– Он любит присесть на уши.
Донован, нахмурившись, поднял глаза и уставился на качавшиеся над нашими головами пальмовые листья.
Слева и справа так и мелькали предупреждающие флажки.
– С Роско что-то не так? Или с кем-то другим из Доддов?
Роско, милый старичок за восемьдесят, жил со своим сыном и его семьей неподалеку от моего отца. В городе его любили, несмотря на то что он слыл ужасным болтуном.
– Нет, с ним все в порядке. В полном, – заверил Донован и, снова взглянув на мою футболку, добавил: – Он, как и весь город, хотел поговорить о том, что твой отец продает «Сороку».
Если я больше ни разу об этом не услышу, счастью моему не будет предела. Я просто в экстазе забьюсь!
– Ну и как, сообщил что-то стоящее внимания? – спросила я, все еще не понимая, отчего Донован так посерьезнел.
Я бы не прочь была послушать, тем более что Кармелла откровенно меня избегала. Она несколько дней не заглядывала в кафе и не отвечала на мои звонки.
Донован скрестил руки на груди:
– Роско задал мне вопрос, на который у меня не нашлось ответа. Но, может, его знаешь ты. Он спросил, кто и в каких долях владеет кофейней.
– Кто владеет? А в чем дело?
Донован с несчастным видом переминался с ноги на ногу.
– Точно не знаю. Но Роско считает, что если Дез собирается продать кафе, то, возможно, он именно поэтому ходил к поверенному.
Я даже отшатнулась. До сих пор я никогда не изучала этот вопрос, но всегда считала, что кофейня принадлежит обоим моим родителям. Именно поэтому папа так легко взял все на себя, когда мама пропала.
Если он хочет продать «Сороку», выходит, ему придется вычеркнуть из документов мамино имя?
Но он же не станет ее продавать!
Я уверена.
Практически уверена…
От накатившей паники у меня зудела кожа.
Донован уцепился большим пальцем за плечо.
– Мне уже пора. Слушай, если передумаешь насчет блошиного рынка, мое предложение в силе. И, Мэгги, надеюсь, ты знаешь, что если тебе захочется поговорить об отце, «Сороке» или о чем-нибудь еще, я рядом.
– Я знаю, Донован, – борясь с головокружением, заверила я.
Ссутулив плечи, он сунул руки в карманы. Снова пнул камешек – тот покатился по дорожке. И стал забираться в фургон.
Хотелось окликнуть его, попросить не уезжать, остаться со мной. Рассказать мне о блошином рынке еще. И о том, каким он видит наше будущее.
Я сжала губы, чтобы не выпалить все то, что так и рвалось с языка. Все то, что, как мне казалось, он должен был знать. Например, как сильно я люблю его. Еще с пятнадцати лет.
Фургон заворчал, просыпаясь. Развернулся. Донован грустно улыбнулся из окна и поехал прочь.
Хотелось плакать. Рыдать до судорог. Призвав на помощь
