Бабушка сказала сидеть тихо - Настасья Реньжина
Детский дом был до того мрачным, что Елене даже казалось, что она слышит крики и стоны, доносящиеся из-за закрытых дверей. Конечно, это всего лишь ее воображение. Впрочем, как знать.
– Вот. Актовый зал, – сказала директриса, резко затормозив возле первых на их пути раскрытых дверей. – Тут сейчас у нас творческое занятие. Мы, знаете ли, занимаемся с детьми. Поем вот. – Директриса наполнила собой весь дверной проем, поэтому ничего не было видно, а из актового зала нестройно доносились тоненькие голоса: «Взвейтесь кострами синие ночи! Мы пионеры – дети рабочих. Близится эра новых богов. Клич пионеров: «Всегда будь готов!» – У нас патриотическое воспитание, знаете ли, – пояснила директриса, повернувшись полубоком. Тройной директрисин подбородок гордо дрожал.
«Какой-то неактуальный патриотизм», – подумал Слава. Но вслух ничего не сказал. Лишь кивнул, пусть директриса думает, что с ней во всем согласен. Вдруг именно от нее зависит, возьмут ли они себе девочку. Детские голоса смолкли. Раздался взрослый, резкий, приказной: «А теперь мы с вами…» Владелец, вернее – владелица голоса представилась Славе сухой, высокой каланчой в старомодном жилете и седой не по возрасту головой, увенчанной вечным пучком. Возможно, с кичкой. Слова такого Слава не знал (все эти женские штучки!), но сам предмет прекрасно представлял – у его матери таковая сеточка имелась, таковая сеточка на голове носилась. Тут директриса чуть отодвинулась, и Слава увидел, что ошибся. Голосом владела маленькая, ни худая, ни полная, женщина, на голове – каре, и ни единого седого волоса. Да и одета не старомодно: белая блузка, черная юбка, совершенно обычные, вневременные. Такой женщине больше бы подошел тихий, спокойный и, пожалуй, немного бархатистый голос. Но пользовалась уж таким, какой есть. Впрочем, педагог не особо интересовал Славу. Дети. Дети где? Слава вытянул шею, чтобы лучше разглядеть воспитанников. Ни одной девочки с бантиками. Эх. Хотя, вот эта вот, в сарафане в клеточку, очень даже хорошенькая такая. Директриса поймала Славин взгляд.
– На эту даже не заглядывайте. У нее мать – алкоголичка.
– Так что ж? – спросила Елена, думая о том, что им совершенно без разницы, кем являются биологические родители их будущего ребенка.
– Так то ж, что мать ее напивается, ребенка изымают, направляют к нам, кто-нибудь берет над ней опеку, а потом объявляется мать, забирает к себе. И потом опять по кругу. Уже раз четвертый так к нам попадает. Жаль девчушку.
– Такую мать нужно родительских прав лишить, чтобы не мучить ребенка, – хмуро заметил Слава.
– Нужно, – согласилась директриса. – Но это уже не наша забота. Наше дело принять, кровать дать и кормить пять раз в день. Чем и занимаемся. Что ж, вот другая девочка. Тоже располагает. Глаза большие, грустные. Ушки так мило топорщатся. Эту тоже нельзя, этой уже готовятся документы об опеке. Скоро заберут девчурку. У Вали тоже родители каждый раз объявляются. У Оли не объявляются, но какие-то сложности с документами. У Кати наркоманы. Себе не забирают, но едва девочка попадает в семью, заявляются туда и изводят приемных родителей. Конечно, это должно быть тайной, куда направляется ребенок из детского дома, но у нас же городок не особо большой, узнать не так и сложно. Хотите, берите, но ждите частых гостей. А так девочка хорошая, спокойная, помогать любит вон. И так с каждым ребенком какие-то препятствия в удочерении. В усыновлении, кстати, тоже: и мальчиков заодно посмотрели. – Директриса плавно развернулась, полным пальцем поманила Славу и Елену обратно в свой кабинет. – Мой вам совет, – сказала, усаживаясь за массивный стол, поскрипывая кожаным креслом. – Поезжайте в другой регион. Там и детей побольше, чем у нас будет. Нас вообще расформировать хотят, так как воспитанников мало. – Задумалась и добавила минуту спустя: – Может, оно и хорошо, что мало. Какое ж это счастье в детском доме расти? Хотя, растут себе по неблагоприятным семьям, без любви, без ласки и порой даже без кровати, спят на полу… – Тут директриса прервалась. – Так вот. Лучше в другом городе. Там и сумасшедшие родители потом вас не будут доставать. Какой алкаш поедет в другой город? Да и не узнают, где их ребенок. Ну и выбор, как я уже сказала, больше. Или, знаете, в дом малютки обратитесь. Там отказников много. За такими родители редко возвращаются, редко по приемным семьям ищут. И у детей нет особо воспоминаний.
Елена и Слава скромно жались у двери, выслушивая предложения директрисы, не зная, пройти и сесть за стол или остаться на месте. Директриса бросила на них оценивающий взгляд.
– Впрочем, вы уже в возрасте. Нужен ли вам малютка? Бессонные эти ночи. Опять же, там по генетике непонятно у этих детей совсем. Возьмешь такого, а потом окажется, что у него ДЦП или там аутизм, прости Господи. Мучайся потом, реабилитируй, социализируй. Так что тут, конечно, подумайте. Я вам сначала посоветовала, но в итоге все же не советую. – Елена со Славой одновременно кивнули: как-то же надо поддерживать диалог. Директриса, понимая, что нужно эту встречу заканчивать, подытожила: – Ну, если что, на связи. Если кто новенький появится, я вам позвоню. – И как после этого мрачными не быть? И как после этого руки не опустить?
– Вот она же сказала: мы возрастные, – рассуждал Слава. – А пока эту школу дурацкую проходим, вообще в стариков превратимся. Мы уже не родителями будем, а бабушкой и дедушкой.
Вдруг Елена как разрыдается, как бросится на кровать.
– Никогда! Никогда нам не быть ни бабушкой, ни дедушкой! Не от кого нам внуков ждать! Ни родной дочери, ни приемной. Никакой. Не дано нам быть родителями.
Слава осторожно присел на краешек кровати, погладил жену по спине.
– Ну-ну, будет тебе. Прости уж меня. Я сам расстроен просто, вот и болтаю, что ни попадя. Прости, больше не буду. – Елена судорожно всхлипывала. Слава лег рядом, положил ладонь ей на голову.
– Успокаивайся. Мы что-нибудь придумаем. Обязательно. Вон директриса рекомендовала в другой регион съездить. Можем попробовать, да?
– Угу, – буркнула заплаканная Елена.
Глава 18
Зачем-то потребовалось дать название этому действу. Уж не припомнишь, кто сказал, что надо, – Генка или Анфискин муж Лёня. Они оба поначалу не отнеслись к происходящему всерьез, много шутили, посмеивались над женами, устроившими «Большой совет» (это из четырех-то человек!). На повестке дня: сошедшая с ума
