Антракт - Ольга Емельянова
Божественные пропорции Луки Пачоли
И началась наша проектная жизнь. Основное, чем мы были заняты целый день – это узнаванием. Прежде всего друг друга, местности, в которой нам предстояло жить ни один год, местных жителей, с которыми нас свела проектная судьба. Так мы жили три недели, а потом на неделю возвращались в Москву. Личное пространство каждого состояло из номера в гостинице и заканчивалось за его дверью. Завтракали и ужинали мы в той же гостинице, а обедами нас кормили на заводе. У каждого из нас была своя мотивация в выборе такой жизни. И каждый пошел на это сознательно.
А вот личного времени не было ни у кого. То есть оно было только на сон. Все остальное было посвящено натаске. Есть такой термин в собаководстве. Тут надо сказать о Юре, нашем архитекторе, а по сути, гуру по натаске необстрелянных консультантов. Он пользовался непререкаемым авторитетом на всех проектах, но большую часть времени проводил с нами, потому что по масштабу наш проект сулил большое будущее, и руководство делало на него большую ставку. В воспитательных целях Леной добавлялся еще и третий аргумент: на проекте самый слабый руководитель.
Юра был настоящим энциклопедистом во многих областях, а наш функционал он знал на уровне атомов. Кроме того, он еще имел серьезную теоретическую базу в области учета и управления производством. И эти знания в сублимированном виде передавал нам. В основном по вечерам и выходным дням. По крайней мере, от него я узнала о францисканце Луке Пачоли, основоположнике бухгалтерского учета, создавшем в пятнадцатом веке свой трактат о божественной пропорции. И Лука с его синкопированной записью, и анекдот о трех тетрадях бухгалтера: «пришла, ушла, пришла, но не ушла» помогали нам понять логику плана счетов и представляться экспертами и в этой области.
Радовало то, что внутри нашей команды сложились здоровые доброжелательные отношения. По крайней мере, на это отвлекаться не приходилось, а сознание крепкого тыла давало силы для нащупывания путей к потенциальным единомышленникам заказчика. Время шло стремительно, а понимания не возникало, и постоянно приходилось тратить «…героический пыл на случайную тень и на шорох».
Благодаря настрою Сергея мы все надели на себя маски уверенных в успехе и обремененных знаниями москвичей, и эти маски постепенно стали трансформировать наше поведение. И, как часто бывает в России, свое надежное плечо подставили нам женщины, наши коллеги по профессии, программисты, пришедшие на завод совсем юными и создавшими там свой комфортный мир с театрализованными представлениями, танцами, совместными чаепитиями, походами и поездками. Но для нас они были прежде всего толмачами между производственниками и нами, то есть переводчиками с русского на русский. И они, не менее самоотверженно, чем мы, несли эту ношу. И донесли. Если бы ни кризис 2008 года, заставивший сократить их производство и свернуть наш департамент, они бы по-прежнему работали в нашей системе.
А из офиса по-прежнему шли презрительные послания Лены, но я-то знала, что броня моя крепчает, и ее плевки почти не трогают меня.
Но вот пришел милиционер
Как только я слегка расслабилась и обрела уверенность в собственных силах, в дверь моего номера постучали. И это был милиционер с законной претензией, что я, иностранка проживаю на территории государства без законного права на то. Крыть мне было нечем, потому что регистрация у меня действительно закончилась. Мне предписано было явиться в отделение милиции для выяснения обстоятельств и принятия мер. Надо сказать, что в милиции со мной обошлись на редкость корректно, поверив обещаниям, что в Москве я непременно все сделаю правильно, и в следующий раз приеду уже на законных основаниях. Не могла же я сказать, что посулы директора в оформлении разрешения на работу остались посулами, и единственный законный способ нахождения в Москве – это покупка миграционной карты в подворотне у спекулянта. На три месяца.
Вечером я вернулась в гостиницу. За ужином пришлось сказать, где и по какому поводу я была. Хотя, мое перевернутое лицо говорило красноречивее любых рассказов. И тут каждый наперебой стал меня развлекать, дабы отвлечь от грустных мыслей. Этот вечер трудно забыть. Я не помню содержания тех баек (кроме рассказа о каких-то чудесных лягушках), которые обрушились на меня. Но желание помочь и сострадание каждого сквозило сквозь все эти незатейливые истории. Спасибо вам, Димка, Вова, Миша, Вася! Наконец я обрела мужское плечо, и не одно! И посланы эти плечи мне были, пожалуй, в самый тяжелый период жизни. И самое дорогое в этих плечах – бескорыстие. Но и ухмылка судьбы: смотри, мол, какими бывают мужчины, но не твои. А твои-то и утки улетели, и поезда ушли…
Воодушевившись сочувствием и безысходностью ситуации, я стала искать альтернативу гостинице. И произнесла вслух: «Нам надо жить всем в одном доме за городом». И такой дом вскорости нашелся, куда мы и приехали в следующий свой приезд. Этот дом стал нашим пристанищем на два года. Кроме нас, в доме жили доберман Дик, кот Андрей и кот Штирлиц.
Доберман Дик, коты и их хозяин на улице Солнечная, 7
А хозяином дома был главный пожарный этого города – мужчина в расцвете сил, выполнивший все полагающиеся долги по жизни и наслаждающийся ею в отпущенный для этого срок. Авторитета у него было достаточно, чтобы местные жители отнеслись к постояльцам лояльно, то есть внешне никак. Наверно, было интересно наблюдать за странными жильцами, и, вероятно, какая-то информация о нас все-таки витала, но мы не вызвали любопытства: ни шума, ни музыки, ни скандалов не доносилось из нашего жилища – чистые мормоны, утром вместе уезжающие, вечером вместе возвращающиеся. Между собой у нас был уговор: все развлечения – на стороне, дом – только наш. Только однажды мы нарушили это табу.
Хозяин предложил оставить собаку и котов в доме как хранителей очага. Мы не были против, тем более, что Дик нас всех очаровал доброжелательностью и по очереди ко всем приласкался, а коты презрительно не заметили. Но самое интересное началось потом. Странность состояла в том, что коты редко приходили в дом и не доставляли никаких хлопот, а
