Остаюсь с тобой. Лайза - Евгения Алексеевна Никулина
В субботу мы прямо с утра заехали в супермаркет и набрали еды на двоих. Оттуда, не теряя времени, отправились в квартиру её родителей, и постель в их спальне не застилалась до сумерек, чем, кажется, были возмущены беспардонно подсматривающие за истосковавшимися влюблёнными в окно лучи солнца — палили они нещадно. Отдаваясь страсти, Лайза порой шептала, порой кричала: «Мэтью!.. Мэтью!», а я, наверное, был единственным мужчиной, который всем телом отзывался не на своё имя.
Я был готов провести с ней всю ночь. А что? Всё равно я был в некотором роде разоблачён: пусть Денис и Толян в отличие от Андрюхи не были так осведомлены на мой счёт, но уж всяко догадывались, по каким «делам» я отлучаюсь время от времени в часы, когда учреждения науки и культуры не работают, да ещё пропускаю наши гулянки. Однако Лайза не поддержала моей инициативы. Дело в том, что в их с Дугласом квартире был домашний телефон, на который предпочтительно звонили её родители. Они могли позвонить и сегодня. Она совсем не хотела заставлять их тревожиться, ещё больше — занести в почву родительской бдительности подозрения чего-то запретного, происходящего с их дочерью; если её отсутствие дома в течение дня ещё можно как-то объяснить, то с ночными отлучками провернуть это было бы намного сложнее.
И всё же прощались мы ненадолго. Сказав друг другу: «До завтра!», мы не удержались от счастливых смешков, поскольку обменялись этими фразами впервые, но смысл их согревал обоих.
В воскресенье мы посидели в ресторане — в одном из небоскрёбов, с видом на город. Уровень моей зарплаты не переставал радовать — я был в состоянии сводить Лайзу в место, которое придётся ей по душе. После мы опять отправились к океану и снова наслаждались им вдвоём, но теперь прижавшись друг к другу… Встретили закат.
В пути обратно Лайза призналась:
— С тобой бывать в любимых местах стало проще. Ты пробуждаешь во мне меня.
А потом мы занимались любовью всё в той же бывшей квартире Лайзы под звуки наших студенческих медляков, воспроизводимых её стареньким плеером. Я и не знал: Лайзе понравилось несколько лирических композиций на моей флешке, и она даже записала их на отдельный компакт-диск.
Она раскинула руки по кровати над своей головой с видимым блаженством, которое разливалось по её телу. Под густыми ресницами плескался тёплой синевы океан, и я больше не боялся погружаться в него снова и снова без спасательного жилета.
— Я счастлива, Мэтью!..
— Я тоже! Ты только не отпускай меня…
***
После выходных, наполненных Лайзой, я пребывал в не прекращающемся экстазе, и не находил себе места: два дня подряд — это уже непозволительно много в моём положении! Но до чего приятно! «Лихорадка» моя прогрессировала, найдя-таки выход — скрывшись на улице от нежелательных глаз и ушей, я набрал номер Лайзы! Сам! Впервые!
— Мэтью, что-то случилось? — она спросила шёпотом, наверное, тоже разговаривала из «укрытия».
— Я соскучился!
— О! Как мило!
— Я хочу видеть твою спину…
В трубке повисла тишина, потом послышались глухие шумы и отголоски. Когда снова наступило затишье, Лайза заговорила вполголоса:
— Хорошо, когда в очередной раз буду на объекте, постараюсь не поворачиваться к тебе лицом.
Лайза забавлялась — она знала, о чём я. На каждую нашу встречу, когда мы были близки, она надевала — не думаю, что специально — платья или кофточки, которые застёгивались сзади на длинную молнию. И каждый раз, когда раздевал её, молния разъезжалась в стороны и открывала для меня упругую, подхваченную лентой воздушного кружева, спину, вдоль которой (когда Лайза наклоняла голову вперёд, чтобы убрать волосы) проступали бугорки, как нить крупного жемчуга, протянутая от шеи к тонкой талии — она чуть-чуть не умещалась в обхвате моих ладоней. Я тянул книзу язычок замка, а вместе с тем касался её гладкой кожи, и в это время подрагивали не только мои пальцы, но и вся Лайза…
— Мэтью, ты здесь? — голос Лайзы вернул мне способность говорить.
— Я всегда рядом.
— Я знаю!
— Я люблю тебя!..
— Напомнить, сколько раз ты сказал мне это за прошедшие выходные? — промурлыкала Лайза. Я не видел её лица, но знал, что она улыбается. — Мне нужно идти. В офисе много работы.
— Да-да, конечно. Люблю тебя!
Я покорно завершил вызов, не успев сказать и половины того, что не умещалось в моей вибрирующей от сердечных ударов груди.
Наступления вечера я ждал как тяжёлого испытания, потому что внутри усиливалась качка от моего волнообразного состояния, которое то уносило в беспросветное уныние, то подбрасывало на гребень любовных подвигов и авантюр — чаще последнее. Если в общей компании на стройке у меня ещё получалось отвлекаться, то поход домой стал настоящей пыткой: пока мои соседи обсуждали, что бы приготовить на поздний ужин, я, утративший аппетита, думал, как мне увидеть Лайзу. А, может, ещё раз позвонить ей? Не забирает же муж у неё телефон, когда они оказываются дома? Абсурд какой-то — я уже представлял себе Дугласа злобным надзирателем!
За окнами стемнело, а по комнате носился запах жареных сосисок и желейных конфет — такие противоречивые гастрономические сочетания частенько прорывались у ребят. Я вертел в руке телефон, еле удерживаясь, чтобы не нажать нужную кнопку. Лайза должна меня услышать! Должна знать о моих чувствах! Того, что я говорил во время наших встреч, было явно недостаточно — нужно было показать это Лайзе! Да, именно — показать, продемонстрировать всю силу моей любви!
Я перестал крутить телефон, задумался и вспомнил наш разговор с Лайзой тогда, в первый раз, когда побывал у неё дома.
Она присела у каретки кровати, подмяв под себя подушку, и отдёрнула штору на окне. Из него приоткрылся вид на ту часть улицы, где по её проекту возводился деловой центр. Она подозвала меня. Отсюда хорошо просматривалась обожаемая Лайзой входная группа.
— Твои окна выходят прямо на нас? То есть, на объект? — спросил я с придыханием, большей частью от радости за неё.
— Да. Это вышло не специально. Участок был давно выкуплен строительной компанией Дугласа, но подходящий проект появился с моим приходом. Тогда его расчистили от прежней застройки и теперь здесь будет что-то грандиозное!
Проект Лайзы в самом деле был колоссальным и продуманным до мелочей: формат центра предполагал комплексность
