Заповедное изведанное - Дмитрий Владимирович Чёрный
На следующий день предприимчивый велосипедист вывозил на продажу мебель дяди, так как права на квартиру из-за традиционной волокиты инстанций к нему перейдут нескоро, а ключ уже есть… Странно, что он ещё так вовремя спохватился, прикатил вчера. Удивлённым взглядам проходящих жильцов предстала довольно аккуратная для жилища многолетнего алкаша квартира, вполне современный столик для телевизора, прочая приличная мебель. Оставалось неясным, где же умещалось столько дерьма, которое отравляло жизнь снаружи… Можно сказать, что алкаш жил интеллигентно: на подоконнике стояла даже некая икебана. На кухне висела картина берестяная, признаков того запустения, в которое привёл своё тело и мозг человек без имени, его модуль не сохранил, словно жил здесь другой человек, которым и был он когда-то… Но забывался в парах алкоголя и, наконец, забыл себя окончательно, безвозвратно – как не попавшее на крючок (или как раз глазом-то и угодившее) пальто: рухнув и не очнувшись. Сочась лишь дерьмом вовне. Это беда одиноко живущих, больных иными болезнями – вот лишнее доказательство неправильной точки, на которой машина для жилья остановилась, стала сочиться ржавчиной. Не способная объединить людей, она по отдельности убивает их, на помощь некому прийти.
моё горючее кончилось – деньги… а тут ещё вытащили этого, не помню имени – для меня как знак, словно похороны всего дома. осквернил прекрасный механизм своей вонючей смертью (впрочем, наш акадЕм осквернили раньше ещё – беглый зэк зарубил приютившего его на ночь сторожа восемьдесят первого детсадика СО РАН, а в роще с прудом было изнасилование). во что он превратился, во что превратились люди! он ведь, помню, всё пытался пристроиться в былые годы к женщинам одиноким, разводным, но когда был отвергнут всеми, тогда и счёл себя годным лишь для алкогольного растворения внутренностей и мозга. возможно, исподволь тот же мотив заставлял спиваться моего одноразового собутыльника – безденежье… архитектор ныне не нужнее краснодеревщика. строить новорусским вепрям коттеджи после того, как строил города? обустраивать быт воров после неудачного обустройства быта коммуны? нет, увольте – я прожил вместе со своим детищем достаточно, но пережить его не собираюсь. впрочем, это и невозможно – разве что взрыв в Северске на атомной станции, наполняющей и акадЕм энергией? нет, просто нужно вовремя уходить из созданных тобой стен, самому, как капитану с корабля, заплывшего не туда…
незадолго до того, как вынесли жильца третьей квартиры, День акадЕма отмечался солнечно – возможно, он, как и я, слышал из своих окон демонстрацию, громогласное приветствие колоннам с трибуны, напоминавшей опрокинутый шкаф. всё так бодро, будто социализм никуда не уходил из наших мест и страны… хорошо поставленный баритон научного сотрудника объявил, в частности:
– Приветствуем колонну торговой группы «Лама»!
они готовы переплачивать за продукты, готовы и прибавочную стоимость от себя отчислять каждый месяц, лишь бы работать на хозяина, лишь бы жить хоть по таким правилам. победили прежние инстинкты. но как незаметно сменился быт! костюмированные колонны школ, институтов – они готовились, строились, шагают в своё будущее, на время вместе. в новый старый быт… и он работает, и жизнь кипит, как может – в спортзале, связующем половинки-желудочки дома-сердца, раздаются бодрые голоса играющих, молодых, всё новых жильцов. слушая из своего туалета желудочные, детские, всхлипывающие звуки нашего всё равно общего живого организма я, как строгий родитель, и ругал и благословлял его. созданный нами механизм принимает и отправляет поколения, всё в нём работает поле доработок капитализма отлаженно, но… проектировщик иного будущего уже лишний здесь, и мне дорога теперь – к трамплину.
уйти в сторонку, идти прямо по улице отважного и принципиального Вавилова – туда, где спортивные состязания перезнакомили всех мужчин акадЕма на стадионе в пору расцвета наших сил. туда, где трамплин – взлёт в необозримое будущее. со всего союза приезжали и этой узкой лесной дорогой двигались, чтобы отведать рывком нашего воздуха! соревноваться взлётами, крыльями лыж ощущая птичье счастье…
глядя, как спортсмены-профессионалы парят в наших небесах, мой друг Владимир Лукин, академик и вечный двигатель, поставил себе цель, тренировался, и добился своего – он прыгнул с трамплина. познакомился с оптикой атмосферы лично, на авиаскорости. он взял и эту высоту – путешественник, видевший все континенты. его не сломили перемены и регресс, такой ум всегда востребован, он продолжает колесить по конференциям, но и дома не оставляет привычек советского времени. где-то у каждого таится преданная коллективно родина – у Владимира Петровича это выразилось в быту, в покупке исключительно экс-союзных стройматериалов домой, белорусской плитки на пол, например, и балкон на втором этаже застеклён не по новой белой моде, а по-старому, по-дачному, деревянно.
уже не увидимся, не поймёт – как равный равного, – может, решит, что и я спился-опустился. впрочем, не важно – это писатели что-то объясняют всем, зависят от количества слов, а мы, архитекторы, высказываемся городами, и успех наших детищ длится веками, если это успех. и комментарии неуместны.
вот новый спуск, с подъёмником – он выглядит как плешь в лесу, никуда не ведёт. отсюда прекрасно виден Томск, но это ещё не смотровая площадка – как и на Ленинских Горах, она дальше.
лысый холм с вытоптанной проплешиной – с него можно второй раз проститься с городом и вдохнуть до появления слёз эту полнокровную, последнюю мою осень. лишь в Сибири она так густо разноцветна и переливиста от весенне-зелёного до бурого. и не шумят, а звенят налитые венозной старческой кровью листья, ранним закатом подсвеченные. и нет лишь клёна для полноты палитры…
опустевшие, как после военных действий, с выгоревшими окнами будки КПП – когда-то спорткомплекс у трамплина был охраняемым. мачты освещения спуска, весьма узко прорубленного в лесу – с навечно потухшими разбитыми прожекторами, стоят ржавые, но всё ещё храня конструктивно какое-то общее, олимпийское величие страны Советов. у древности символами окончания эпох фараонов были пирамиды, в других местах, у соседних народов и религий в тёплой колыбели цивилизации – руины храмов. символа гибели СССР нет – нет развалин дворца Советов, его так и не начали строить. в Болгарии – это руины мавзолея Димитрова, к нашему мавзолею всё подбираются… однако символ есть, он здесь.
слева ещё живут и даже укрупняются кирпичные придатки и предки трамплина, гостиница… однако на прямом пути к нему – руины подсобки, годные разве что для изнасилований… лифт, поднимавший смельчаков на высоту девятиэтажки давно исчез в ржавом нутре трамплина, его металлический каркас кажется сейчас столь хрупким и лёгким – не верится,
