Заповедное изведанное - Дмитрий Владимирович Чёрный
Машина для жилья наша заработала – то на музыке московской фанк-группы, что помогала мне обустраивать дом косметически, то с оборотами турбины стиральной машины. Да: это и есть машинное отделение, сердце каждой квартиры. Обороты стиральных машин вместе с часами отсчитывают семейное время вперёд, отматывают километры одежд и надежд… Не скрою, сравнивая заоконный мороз и внутриквартирный комфорт двухкомнатки, я не раз почти молился и на стиральный двигатель наш, и на новые окна белые, сохраняющие тепло. Воистину: никто лучше самих жильцов не знает, что теплее, что надёжнее…
Пикируя из городка назад в город на автобусе и возвращаясь, не раз я замечал приветливо глядящие с лесистого холма из зимнего вечного вечера окна акадЕма-девятиэтажных домов-башен. В одной из них, на которой и висит табличка с объяснением имени улицы 30-летия Победы не какого-нибудь, а советского народа – жил, говорят, бизнесмен, из-за долгов застрелившийся. Бизнесмен и советский народ – нереальное, несовременное созвучие (в пространстве их отделили, самоубийцу и табличку, – лишь несколько метров), но где встречаются времена, встречаются и люди…
…впрочем, плох тот город, что остаётся закрытым, не развивается, не пристраивается новым жильём. озлобленный на дома-скобки (один из них, в котором аптека, как мы и предсказывали – просадил до опасного пролома в асфальте почву болотистую, где ничего кроме лёгкого детского городка и не могло устоять), я должен признать, что это хоть какое-то, но прибавление. кодовое словосочетание всей Постэпохи – «хоть какое-то». мы не выполнили плана-максимума, то ли надорвались, то ли разуверились, перехватив прежде пьянящих надежд… легко преобразованные под коммерческие нужды столовские помещения Дома Учёных впустили Газпромбанк и всякое прочее, но зато по-прежнему уютно пахнет хлебопекарня за башней-общежитием. это тоже часть нашего проекта: город, сам себя обеспечивающий хлебом, имеющий поликлинику, почту, рощи для прогулок и даже прудик в одной из них… вот только общежитие стало самым тревожным и неблагополучным, как теперь говорят, местом. под ним частенько как бы на завалинке сидит мужик с двумя ёмкостями – бутылкой самой дешёвой водки и какой-нибудь газировкой. в глазах его нет смущения (ему, как и мне, нечего терять в родном городке: дети выросли и разлетелись кто куда, жена ушла), он созерцатель прибывающих автобусов, прохожих, их удавшихся жизней – изнутри своей расплывчато-алкогольной жизни неудачника, и он не одинок…
Последний раз жильца третьей квартиры видели в погожий день жаркого бабьего лета на аллее. Ощетиненный и серый, он выполз из подъезда, пробрался мимо магазина под окнами собственной квартиры, шатаясь – на октябрьское солнце последних щедрот. Враждебно, потусторонне озирал мам с колясками, как предметы, упрямо движущиеся, кружащие и озадачивающие пьяное восприятие. Пьющим с остальными алкашами его давно не видели, он был на последней стадии – пьющих в одиночку что ни попадя (на местном диалекте – «чо попало»), а дома оставался лишь одеколон… Вероятно, отсчёт времени суток сбился в сумрачном зрении, в однокомнатном пространстве, поэтому он оказался нежданно для себя освещённым солнцем.
Шатаясь, в чёрно-бело-красном спортивном костюме, он добрёл до кедра, чтобы ухватиться хоть за что-то – а аллея продолжала жить своей жизнью, двигаться пешим и колясочным порядком вдоль Академического проспекта, словно не видя его, не желая того, чтоб он ступил на асфальт, как бы оттесняя невИдением его на землю, под хвою, с глаз долой… Алкаш внезапно стал от кедра крениться задницей к земле и спешно начал стягивать чёрные штаны обеими руками – решил, что очередной приступ слабости пропитОго живота. Но сделать аллею Славы аллеей Позора ему не удалось – характерных следов задница, которой он просто сел на усыпанную хвоей землю, не оставила. Хотел из проспиртованного нутра высказать всё, что думает об этой жизни, выживающей его изнутри – но даже этого не смог.
Каждый делает посильный вклад в окружающий его мир – мамы бережно везут в колясках продолжения своих фамилий, папы иногда, делая то же самое, курят, но на дымящих и пьющих на лавке алкашей смотрят без солидарности. Спившиеся научные сотрудники и прочие пьющие жильцы акадЕма – в середине аллеи, около высоких электронных часов, напоминающих, что Томску четыреста лет, упорно пытаются её опозорить. Не из злобы или протеста, просто реализуя тот импульс, что стал их жизненной доминантой… Демократия тут точно восторжествовала: одни прогулкой продлевают, продолжают жизнь, другие свою укорачивают, всё рядом, и всё знакомые уже люди. Никто никому не мешает…
…машина наша для жилья – хорошая машина. я успокаивал себя тем, что пусть с разнобойными рамами теперь, без былого единства внешнего вида, но наше детище работает, выращивает новые поколения. да, поколение наших ровесников и детей отчаялось своими руками изменить свою страну в том направлении, к которому её вели целый век почти – но они сделали устав выдох надежды, нарожали детей, обретя минимальные для этого заработные средства и относительную стабильность. и изнутри большой машины выкатываются машинки поменьше, словно дети машинного отделения – коляски. в них едут под кедровые хвои, на воздух дети людские – ведь дом не машина жилья, а машина ДЛЯ жилья, что пугающиеся такого определения не замечают и не подчёркивают. хорошая машина – служит долго, может больше века прослужить.
машине, полной людей, требуется горючее – деньги, выжимка из людей, экстракт их труда, сухой остаток. люди проживают на жилплощади только проживая свои зарплаты. лишь тогда вращается стиральный двигатель, сердце быта, а квартира наполняется ароматной влагой поработавшего на славу стирального порошка. так отмываются деньги, неизвестно как добытые, влитые в жизнь, в новые жизни… лестничные клетки всегда чем-нибудь пахнут, в зависимости от того, хорошо или плохо жильцам: обедами или фекалиями. места для курения настолько пропитываются в общежитиях дымом, что и перекрашивание стен не помогает… но без денежного горючего отсек машины для жилья заполняется небытием постепенно, бывают и специфические признаки этого, бывает, и квартиры продают – ведь наш механизм, задуманный только как отправное размещение семей, так и застыл на старте. утолщая
