Страшный доктор. Реальные истории из жизни хирурга - Натан Иванович Варламов
Он ушел в свой кабинет, в котором постоянно закрывался изнутри. На следующий день одна из стен в нем была увешана грамотами и дипломами. Но лишь на первый взгляд. Присмотревшись, я понял, что это лишь сертификаты участия во всяческих форумах и съездах хирургов. Они не несли никакой научной ценности, но выглядели солидно, сказать нечего.
Всю следующую неделю мы, не побоюсь этого слова, сливали больных в хосписы, центры социальной адаптации – кого-то по реальным показаниям, кого-то с помощью уловок и обмана. Подходила пятница. Я чувствовал себя как выжатый лимон, но отделение очистилось. Осталось всего пять пациентов из двадцати. Заведующий составил план на следующую неделю, и график был очень насыщенным: неизвестные фамилии, онкологические диагнозы и т. п. Мы подумали, что будет интересно, и ушли на законные выходные.
Понедельник нас встретил полным отделением: часть наших подопечных вернулась обратно из других больниц, плюс скорая привезла еще 8 человек. Но это не огорчило нашего нового начальника. В списке на операцию стояла женщина с раком верхней доли, но ее не было среди пациентов, поэтому последовал естественный вопрос о том, где она. На это был получен ответ, что надо подождать – скоро она поступит. Мы продолжили заниматься работой, я осматривал пациентов, среди которых был один «тревожный». Эмпиема, требующая оперативного лечения, экстренного. Да плюс ко всему инсулинопотребный диабет. Но мы ждали нашу плановую пациентку. Время уже 11 часов, и вот она явилась. Ее положили в единственную женскую палату, сразу подготовили и забрали в операционную. Шеф ушел оперировать, а я ждал очереди. Операция шла около 5 часов. По остаточному принципу мне бы пришлось идти в операционную, но босс меня остановил.
– Ты куда? – спросил он.
– Оперировать, – ответил я.
– А время видел? Идите домой, завтра будем лечить.
– Но пациент диабетик, ждал полдня… Как-то некрасиво, что ли, – начал я.
– Ну, тогда договаривайтесь с анестезиологами.
Я начал обзванивать дежурную бригаду, потому что время для дневных операций давно закончилось. Но, естественно, никто не хотел тратить свое время на операции, которые стоят в плане. В итоге через заведующего реанимации мне удалось выпросить наркоз, потому что он прекрасно понимал, что этот пациент требует хирургического лечения. Когда я завершил написание истории болезни, уже было 7 часов вечера. Сегодня я задержался, но оно того стоило. С тех пор задержки на работе стали нормой.
15:00 на часах. Это момент, когда есть шанс все доделать и уйти вовремя или, как это бывает обычно, задержаться до вечера. В тот вторник я был после дежурства. Оно было вроде неплохим, два раза подняли ночью, и в общей сложности я поспал часов пять. После таких удач всегда есть шанс прийти домой до заката и провести вечер с ясными мыслями, заняться бытовыми делами или, наконец, создать себе хобби.
Но мои фантазии нарушило поступление пациента. Я попросил постовую медсестру написать на истории, что он поступил в 16:40, а это уже время дежурного врача, и, значит, мне не придется писать совместный осмотр, назначать анализы или оказывать экстренную помощь. Однако мне сообщили, что пациент какой-то тяжелый, и лучше его не скидывать на дежурных. Мне ничего не оставалось, кроме как проследовать в палату. Зайдя, я улыбнулся. Он и правда был тяжелый, килограмм двести, а может, и больше. Я представился, посмотрел историю болезни и выставил диагноз. Если уж быть откровенным, не я его выставил, а врачи из другой больницы – пациента перевели из другого стационара. Тотальная эмпиема плевры на весь левый гемиторакс.
Изучив компьютерную томографию грудной клетки, я прикинул объем гноя в его плевральной полости. Лотком на 700 мл там не обойтись. Я пригласил бедолагу в перевязочную для дренирования левой плевральной полости. Медленной поступью, как старый слон, он шаркал своими грязными кроссовками 47-го размера. В дыхании левая половина грудной клетки вообще не принимала участие. Богатырь зашел в дверной проем, а я уже ждал на своем стуле.
– Проходите, садитесь напротив меня на стул, как на коня, животом прижмитесь к спинке, – начал я со стандартных фраз.
– Чего? Какого коня? – спросил гигант.
– Как вас звать?
– Борян.
– Борис, а отчество? – поинтересовался я.
– Борян. Меня так все братаны зовут, – продолжил он.
– К сожалению или к счастью, мы не братаны, – пытаясь направить диалог в продуктивное русло, продолжил я.
– Что мне делать? – немного испуганно уточнил Борян.
– Вы уже все сделали. Чем болеете – понимаете?
– Пневмония, какая-то гнойная, – ответил он.
– Ну, это первопричина, скорее всего. Сейчас у вас в грудной клетке, между ребрами и легким скопился гной, много гноя. И надо его эвакуировать. Я все обезболю, сделаю прокол иголкой, получу гной, а потом в это же место установлю трубочку, договорились?
– Лады. Больно не будет? Может, промедол[80] сделаем? – предложил больной.
– Новокаина будет достаточно, раздевайтесь сверху, – убедил его я.
Он начал снимать с себя мятую толстовку под хрипы, издаваемые из глубин грудной клетки, и вздохи. Жутко пахло потом. Огромная толстая спина не давала прощупать межреберья. У него было множество татуировок, я бы даже сказал наколок – они явно не художественные. На лопатке красовалась богоматерь, на правом плече – огромный эполет с черепом посередине, а на левом расположился криво набитый Чебурашка.
– Классный чебурашка, – вырвалось у меня.
Борис усмехнулся.
– Аллергия на лекарства есть? Зубы лечили?
– Нормально все, продолжайте.
Я натянул тугие перчатки на руки, начал набирать новокаин в шприц, параллельно поддерживая диалог.
– А почему чебурашка? – с неподдельным интересом спросил я.
– Потому что его лучший друг – крокодил, – заливаясь смехом, ответил Борян.
Я не сразу понял шутку, однако решил не возвращаться к посторонним темам.
Под местной анестезией я начал пункцию. Казалось, этот мужчина вообще не чувствовал боли. Я погрузил всю иглу, но ее длины было недостаточно. Пришлось произвести замену на толстую пункционную иглу 15 см. И только ей я смог провалиться в плевральную полость.
– А-ай! Хорош, больно-о-о! – вскрикнул Борис, начав извиваться.
– Сиди ровно, игла внутри! – грозно воскликнул я.
В шприц потек густой зеленый, как соус гуакамоле, гной.
– Чем еще болеешь? – продолжал я заваливать его вопросами, отвлекая от неприятной процедуры.
– Ну-у, гепатит есть, – ответил он.
– Какой?
– B и C, диабет второго типа еще.
– Откуда гепатит взялся? ВИЧ есть? – допрашивал я.
– Больше ничего нет.
– Колешься?
– Иногда, – неуверенно сознался Борис.
Он не был похож на наркомана в привычном образе скрюченного, сухого человека с дрожащими руками. Я только сейчас понял эту шутку про крокодила, зачем ему промедол и откуда он вообще знает про наркотические анальгетики.
– Когда кололся
