Изгой - Сэди Джонс
Поначалу он пытался прятать от нее порезы на руке, однако Джини в конце концов их увидела и не сказала ни слова. Чаще всего она была с ним ласкова и все же каждый раз непредсказуема. Порой он весь вечер ждал, пока она его заметит; в конце концов он привык ждать, болтая с Джеком и официантками. Пожалуй, провести вечер без Джини было проще, чем с ней, если бы не жгучее желание вновь оказаться в ее объятиях. В Лондоне и рядом с Джини он ощущал себя другим человеком и дышал полной грудью. Отчасти Льюис оставался ребенком, который нуждается в присмотре и утешении, а Джини его совершенно не понимала; даже в постели с ней он чувствовал себя одиноким.
До и после Джини, до и после клуба, до и после джаза и Сохо, до и после того, как он познакомился с чернокожим барменом, научился пить джин, водить машину и курить…
Водить машину и курить научила его Джини, и уже за одно это он бы влюблялся в нее снова и снова. Закурив, он был потрясен; взрослые курили и никогда не демонстрировали, что с каждой затяжкой черепная коробка норовит лопнуть, а мысли путаются.
Наверное, к такому привыкают, решил Льюис. Он не понимал, как можно курить трубку. Отец курил, и это было отвратительно, и сам Льюис ни за что бы не начал. Если уж искать дурное увлечение, то хватит и сигарет; хотя ему нравился эффект курения так же, как и алкоголя, но трубка – нечто уродливое, муторное и вообще для стариков.
Дома он тщательно маскировался: никогда не обнажал руки и избегал смотреть Элис в глаза. Даже когда она пыталась подступиться к нему, он воротил нос и в то же время по-детски надеялся, что она заметит его, обнимет и придет на помощь, и одновременно стыдился своей надежды. Поначалу дурные пристрастия приносили облегчение, однако постепенно он оказался в их власти. Льюис знал, что нуждается в помощи Элис или кого-то из взрослых. Он боялся сам себя.
Глава шестая
Элис разложила на кровати новое платье и поставила рядом несколько пар туфель, чтобы выбрать подходящие. Судя по скрипу двери шкафа и знакомым шагам, Гилберт одевался в соседней комнате.
– Гилберт?
– Да, Элис.
Она надела чулки и сидела за туалетным столиком, изучая свои глаза в зеркале, словно пытаясь заглянуть в собственную душу.
– Что такое? – Он появился на пороге. – Ты еще не одета? До прихода гостей меньше часа.
– Гилберт…
– Что?
– У меня задержка.
Молчание.
– Большая?
– Неделя.
– Раньше ведь уже бывало… Ну, посмотрим.
– Гилберт…
– Не стоит обольщаться.
– Я и не обольщаюсь. Но целая неделя!
Гилберт сел на кровать. Элис пожалела, что завела этот разговор.
– Ты ведь будешь рад?
– Разумеется, буду. Я прекрасно понимаю, как давно ты ждешь.
– Тогда у нас будет настоящая семья.
– Я знаю.
Подойдя ближе, она опустилась перед ним на колени.
– Наверное, зря я так обнадежилась.
Он погладил ее по щеке.
– Ты очень красивая. Давай просто подождем. Постарайся об этом не думать.
– А я и не думаю.
– Это не помогает.
– Знаю!
– Собирайся, пожалуйста. Гости вот-вот придут.
– Я собираюсь.
Дики Кармайкл ждал в холле, нетерпеливо постукивая пальцем по часам. О своем доме он знал все: где сейчас находятся жена, младшая дочь и любой из слуг, в каком состоянии каждая комната – убрано там или нет, тепло или холодно, пустует ли она или занята. Дики было приятно ощущать свою власть. Радость омрачала только тоска по Тэмзин.
Без нее дом казался не таким, как будто не вполне принадлежащим Дики. После ее отъезда в Лондон не знать точно, где она находится, стало для него настоящей мукой. Он представлял ее на вечеринках, представлял, как с ней флиртуют, знал наперечет все ее платья и гадал, какое именно она надела, не замерзла ли и с кем проводит время в столь поздний час.
Иногда ему виделось, как безликие юноши ведут Тэмзин в чужие спальни в чужих домах и делают с ней то же, что делал он сам в их возрасте. При мысли о том, что они хватают руками его дочь, он закипал и с трудом убеждал себя выбросить подобные мысли из головы.
– Клэр! Кэтрин! Спускайтесь немедленно!
Кит сидела на подоконнике и читала, не желая спускаться. Утро она провела в лесу – училась разводить костер отсыревшими спичками, обжигая пальцы и утирая слезы с раздраженных глаз. Дома Клэр отчитала ее и велела переодеться. Листая книгу, Кит задумчиво жевала косичку.
– Кэтрин! Немедленно вниз!
Тон означал: «Если ты сейчас не спустишься, я это запомню и выпорю тебя за малейшую провинность». Кит не желала плясать под его дудку, поэтому не спеша прочла еще один абзац и только тогда спустилась. Мать и отец стояли у лестницы, надевая перчатки и не глядя друга на друга.
Льюис лежал на кровати. Для обеда с Кармайклами он еще недостаточно выпил. Впрочем, едва ли для этого можно выпить достаточно. Снизу донесся жеманный смех Элис. Откинувшись на спину, он закрыл глаза, уговаривая себя встать. К дому подъехала машина.
– Льюис! Гости приехали!
Под кроватью хранилась бутылка джина, и Льюис задумался, хлебнуть ли сейчас или отложить на потом, когда Дики, Клэр, Гилберт и Элис совсем разгуляются. Пожалуй, лучше на потом.
В ванной он умылся, проверил, что рукава опущены и застегнуты. На манжете обнаружились следы крови, так что пришлось переодеться, прежде чем выходить к гостям.
Клэр и Элис стояли у двери в сад, глядя на голые кусты. Кит сидела в кресле у камина и грызла ногти. Рядом стояли Дики и Гилберт с бокалами.
Льюис уселся за карточный столик у окна и притворился невидимым.
– Чудесная алхемилла, – сказала Клэр.
– Да, только ее постоянно объедают улитки.
– Хоста.
– Ах да, прошу прощения. Хоста, а не алхемилла. Алхемиллы такие красивые под дождем.
– А если посадить тут кампанулы?[3] Будет живее смотреться.
– Пожалуй…
– Конечно, цветы простенькие, но ведь и клумба небольшая.
– Кампанулы – это
