Золотой ребенок Тосканы - Риз Боуэн
Для апреля было необычно тепло и солнечно, и я пожалела, что надела добротное зимнее пальто. Это была единственная вещь черного цвета в моем гардеробе, а мне показалось весьма уместным появиться в своем родовом гнезде одетой во что-то траурное. Я вытерла испарину со лба. Надо было ехать от станции на такси. А ведь в старые добрые времена две мили вовсе не казались мне утомительной прогулкой. До одиннадцати лет я ходила из дома пешком в сельскую школу, а это на добрую милю дальше. Я вспомнила, как приезжала домой на каникулы из колледжа и спокойно справлялась с этим расстоянием даже с тяжелым чемоданом в руке. Видимо, я еще достаточно слаба. Оно и понятно: ведь если подумать, с момента моей выписки из больницы прошло совсем немного времени. Врачи сказали, что сломанные ребра срастутся. Но сколько времени будет заживать мое разбитое сердце — этого они не знали.
Высокая кирпичная стена, окружавшая поместье Лэнгли, свернула в рощу, и я невольно ускорилась, движимая воспоминаниями. Раньше, когда я возвращалась домой из школы, последние метры по двору я всегда пробегала. Вот и сейчас влететь бы вихрем на кухню, где моя мама обернулась бы от плиты, на которой готовила что-нибудь вкусное! Теплый запах выпечки окутал бы меня. Мама, в большом белом переднике, с раскрасневшимся лицом и перепачканная в муке, расставила бы руки и приняла меня в свои крепкие объятия.
«Как дела в школе? — спросила бы она. — Ты была хорошей девочкой и делала все, что велел учитель?»
«Я всегда хорошая девочка. И я всегда делаю то, что мне говорят, — ответила бы я, и в моем голосе прозвучала бы легкая нотка гордости. — И знаешь что? Я была единственной, кто смог сегодня поделить сложное число в столбик!»
«Это прекрасно!» — Она поцеловала бы меня в макушку, а потом мы обе обернулись бы навстречу моему отцу.
«Наша дочь была единственной, кто смог решить арифметическую задачу в школе сегодня», — гордо сказала бы мама.
«Ну, разумеется, — ответил бы он. — Это же деревенские дети».
И он прошел бы в гостиную, устроившись там с газетой. А мама взглянула бы на меня, и мы обменялись бы понимающими улыбками.
От воспоминаний о маме на глаза навернулись слезы. Столько лет прошло, но я все еще скучаю по ней. Если бы только она была жива, все пошло бы по-другому! Она бы знала, что делать и говорить. Она стала бы моим утешением. Я поспешно смахнула непрошеные слезы. Не позволю никому увидеть, как я плачу!
Я была погружена в эти воспоминания, когда стена внезапно закончилась, и я обнаружила, что стою у массивных кованых ворот, ведущих в Лэнгли-Холл. По другую их сторону тщательно выровненная дорога из гравия шла между ухоженными клумбами к дому. Полуденное солнце заставляло красный кирпич тюдоровского фасада мягко сиять, подмигивало бликами, запутавшись в оконных стеклах.
Ближняя часть здания — образчик тюдоровского стиля — была та самая собственность, которую сэр Эдвард Лэнгли получил от короля Генриха VIII за то, что помогал тому разорять и грабить монастыри. По правде говоря, здесь когда-то тоже был монастырь, пока мой предок не разрушил его, не выгнал монахов и не построил себе на этом месте новый прекрасный дом. Мне следовало догадаться, что расплата за подобные деяния, в конечном счете, настигнет нас.
Дом был намного больше, чем могло показаться отсюда. За последующие века Лэнгли пристроили к нему два прекрасных георгианских крыла, а в большой угловой башне и оранжерее в задней части поместья чувствовалось дыхание Викторианской эпохи. Я стояла неподвижно, глазея на Лэнгли-Холл, как турист, держась руками за кованую решетку ворот, словно я впервые увидела все это и была поражена красотой. Мое родовое гнездо. Дом семьи Лэнгли последние четыреста лет. И я даже не чувствовала никакой иронии в том, что сама лично никогда не жила в поместье, а только в тесной, темной и убогой сторожке привратника.
Вывеска на стене рядом с воротами гласила: «Школа для девочек в Лэнгли-Холл». Вместо того чтобы попытаться открыть створку ворот, я прошла через маленькую дверь в стене, и ноги сами понесли меня привычной дорогой. Я свернула вверх по узкой тропинке к домику и подергала ручку входной двери. Она была заперта. Даже не знаю, кого я ожидала там найти. Мой отец жил один после того, как я поступила в университет. А после смерти мамы (это случилось, когда мне было одиннадцать лет) мы с ним жили вдвоем.
Стоя у входной двери, я замечала облупившуюся краску, грязные стекла, крошечный газон, который нуждался в срочной стрижке, заброшенные клумбы, где виднелось лишь несколько нарциссов. Нет! Все неправильно! Я должна была отринуть свою глупую гордость и приехать к отцу. А вместо этого я оставила его умирать в одиночестве.
Я колебалась, не зная, что делать дальше. Школа в Лэнгли-Холле была закрыта на пасхальные каникулы, но там должен был кто-то оставаться, поскольку именно этот адрес был указан обратным в телеграмме, сообщившей, что отца обнаружили мертвым на территории школы. Я предположила, что ее послала директриса, мисс Ханивелл. В поместье она занимала несколько комнат, которые, по словам моего отца, были лучшими покоями в старые времена.
Я отвернулась от сторожки и заставила себя пройти по дороге, чтобы встретиться лицом к лицу со своим бывшим врагом, врагом в течение тех семи унизительных лет, что я провела в этой школе. После того как моего отца вынудили продать Лэнгли-Холл и тот был превращен в школу-пансионат для девочек, бывшему хозяину было позволено остаться в качестве преподавателя рисования и занять домик привратника. А когда умерла моя мать, мне предложили стипендию, чтобы я могла посещать школу как приходящая ученица. Учтивый жест, совершенный из милости. Отец был доволен, что я наконец начала общаться с правильными девушками и получала правильное образование. А вот я сама предпочла бы поступить в местную гимназию вместе с самыми умными ребятами из деревенской школы, но если мой отец что-то решил, спорить с ним было бесполезно.
И вот мне выдали бело-зеленую форму с полосатым шейным платком, панамой на лето, широкополой велюровой шляпой на зиму и пиджаком со школьным гербом — нашим старинным семейным гербом, принадлежавшим поместью с самой постройки, — и я окунулась в жизнь, которая стала для меня несчастьем.
Школу в Лэнгли-Холл нельзя было назвать идеальным образовательным учреждением. Здесь просто собирали дочерей людей высшего сословия и тех, кто
