Черешни растут только парами - Магдалена Виткевич
* * *
Пани Стефания оказалась одним из самых важных людей в моей жизни. Может быть, потому, что появилась в моем мире, когда я действительно в этом очень нуждалась. Похоже, и она испытывала дефицит общения. Потом она говорила, что в тот день, когда я стояла на пороге ее дома, держа в руке термос с супом, она почувствовала, что к ней постучалось счастье… и надежда, что это счастье больше никогда ее не покинет. Но тогда я этого еще не знала.
* * *
Пани Стефании было за шестьдесят, жила она рядом со мной, в большом длинном доме, который из-за своей формы получил в народе прозвище «волна». Дом-волну построили в семидесятые годы – как временное решение жилищных проблем. А как известно, нет ничего более постоянного, чем временная постройка, – этот длинный изогнутый волной дом стоит и по сей день. [2]
Я жила в пятиэтажке напротив пани Стефании. «Волна» встала китайской стеной между мной и остальным миром. Вместо ласкающих взор пейзажей я была обречена смотреть на жизнь тысячи людей, которые то и дело выходили на свои балконы. Балкона пани Стефании из моих окон не было видно. Он был с другой стороны дома, прямо у арки, где росла большая плакучая ива, которую ежегодно уродовали неумелым кронированием сотрудники службы городского озеленения.
Двухкомнатная квартира пани Стефании находилась на десятом этаже. С ее балкона был виден весь Гданьск. Вход в квартиру был с галереи, опоясывавшей дом наподобие балкона.
Тогда это была улица Лумумбы. Потом ее переименовали в Ягеллонскую. Когда-то я даже спрашивала отца, чем и кому помешал бедный Лумумба, что был лишен улицы своего имени, но все, что я узнала, так это то, что Лумумба – это какой-то чернокожий коммунист. Неважно, я не вдавалась в его биографию. Важно то, что на улице его имени находилась квартира, в которую я ходила с большим удовольствием более десяти лет моей жизни.
2
Я помню, как входила в это большое здание. Темная лестница, а внизу небольшой подвальчик с надписью «Прокат видеокассет». Теперь я лишь улыбаюсь, вспоминая это. Однако у меня в голове до сих пор эти пиратские кассеты, которые я начала брать напрокат, когда папа наконец купил видик. Я также помню, как прятала ото всех свой любимый фильм «Грязные танцы», потому что продавец решил, что название должно выглядеть потоварнее, и на кассете значилось так:
«Крутейший секс». Если бы мои родители увидели у меня фильм с таким развратным названием, это закончилось бы семейным скандалом. Наверное, видик полетел бы в окно, а за ним и я. Хотя, может, и нет. Папа серьезно поговорил бы со мной. О, как я ненавидела эти разговоры!
Произнесенные тихим голосом слова «Зофья, подойди ко мне поближе» не предвещали ничего хорошего. Когда мой отец думал, что я вела себя неправильно, он приглашал меня «на беседу» к себе в комнату. Как же я завидовала тогда детям, которых просто шлепают по заднице, и на том конец воспитания! Мне же часто приходилось выслушивать нотации о неправильности моего поведения. Смотреть «Крутейший секс», тем более смотреть его по нескольку раз в месяц, играть на пианино She’s like the wind вместо фортепианного концерта Шопена и изучать по ночам шаги в мамбе в то время, когда уже давно пора спать, – все это, безусловно, было неправильным.
* * *
Первый раз я пошла к пани Стефании сразу после уроков в один из апрельских понедельников. Я не то чтобы боялась, но некоторую напряженность испытывала. Подруги-доброхотки сообщили мне, что у такой старухи наверняка вонища и что я не выдержу. А как я могла не верить им, ведь они не раз бывали у «таких старух» и тоже носили им обеды.
Я заглянула в записку с адресом. Подъезд № 1. Я открыла тяжелую дверь, на десятый этаж забежала довольно быстро. Не скажу, что совсем легко, – с этим супом в гигантском термосе-судке, но я предпочла не пользоваться лифтом, который останавливался по собственному желанию где хотел, так что я рисковала остаться с супом в темноте, между небом и землей. Подруга, которая жила в доме-волне, рассказывала, как однажды ее вытаскивали через крохотный люк в крыше кабины, потому что лифт решил дальше не ехать.
Что ни говори, а лестница ломается реже, чем лифт. Тяжело дыша, стояла я перед дверью. Сначала позвонила по домофону перед входом на галерею. Мне открыли, даже не спросив «Кто там?». Я вошла. Третья дверь была приоткрыта. Из-за нее выглянула улыбающаяся женщина. Я иначе представляла себе «старуху», которой должна была помогать. Меня встретила стройная, среднего роста, лет шестидесяти женщина. У нее были светлые, почти белые волосы, зачесанные за уши, а на носу очки в золотой оправе. Сквозь стекла на меня смотрели большие улыбающиеся глаза редкой синевы.
– Здравствуйте, – робко улыбнулась я. – Меня зовут Зофья Краснопольская, я принесла вам суп.
– Спасибо. Заходи, детка, – пригласила меня в дом хозяйка.
Я вошла в светлую квартиру с типичной планировкой для многих квартир в этом доме. Слева крошечная кухня, дальше – еще меньше – ванная и две довольно большие комнаты. И ничем противным не воняло. Совсем наоборот – по квартире разливался аромат ванили и шоколада. Понятно, что пани Стефания что-то пекла. Она ничуть не была похожа на человека, который нуждается в помощи. Ну да, она слегка прихрамывала, и все же создавалось впечатление, будто именно она могла позаботиться обо всех в мире.
– Бася вбила себе в голову, что я не в состоянии ничего приготовить, – покачала она головой. – А в столовой у них все такое недоделанное. Больше возни с тем, чтобы довести все это до ума, чем если бы я готовила сама. Но, как говорится, дареному коню в зубы не смотрят. Вот я и не смотрю. Просто доделаю суп, и мы поедим.
– Но я это вам принесла. Я не собираюсь обедать, – попыталась оправдаться
