Дни в книжном Морисаки - Сатоси Ягисава
В полном шоке я вслушивалась в короткие гудки.
Глава 1
Спустя две недели я прибыла на станцию Дзимботё.
И как это вообще случилось? Моя жизнь кардинально менялась с поразительной скоростью.
После того разговора я еще звонила маме. И она спросила:
— Выбирай: хочешь вернуться на Кюсю или поехать к Сатору?
И я нехотя выбрала дядю Сатору. Вернись я на Кюсю, мне бы устроили смотрины и выдали бы замуж, и я точно знала, что второй раз уже не приехала бы сюда. Случись оно так после всех тех трудностей, что мне пришлось преодолеть, переехав в Токио, это было бы равносильно признанию полного поражения.
Впервые за долгое время я выбралась на улицу, и у меня подкосились ноги. Кое-как добралась на электричке до станции, поднялась из метро и сразу ощутила все «прелести» жары. Пока я спала, успело наступить лето. Солнце, точно подросток, агрессивно взирало на меня. Когда я уволилась, мне казалось, что до лета еще жить и жить. Возникло чувство, что даже природа меня предала, и от этого стало немножко грустно.
Я впервые приехала в Дзимботё. Дом дедушки находился в Кунитати, поэтому раньше мне не выпадало случая бывать здесь.
Первым делом я внимательно огляделась по сторонам, остановившись у светофора на перекрестке.
Да, довольно необычный вид.
Потому что обе стороны проспекта (наверное, это и есть проспект Ясукуни, о котором говорил дядя) заполонили книжные магазины. Что слева, что справа — одни книжные.
Обычно вполне достаточно и одной такой лавки на улицу. А здесь большая часть магазинов — именно книжные. Были и такие крупные, как «Сансэйдо» или «Сёсэн», но особенно выделялись маленькие букинистические лавочки. Выстроившись в ряд, они производили особый эффект. На противоположной стороне, ближе к мосту Суйдобаси, располагались бесчисленные многоэтажные бизнес-центры, что только усиливало возникшее у меня странное чувство.
С задумчивым видом я перешла дорогу вместе с толпой офисных работников, вышедших на обед, и прошла по улице с книжными магазинами. Затем, следуя инструкции дяди, завернула в небольшой переулок Сакурадоори. И, само собой, там тоже были букинистические магазины. Про себя я прозвала это место «страной старых книг».
Одолеваемая жарой, я подумала о том, что надо бы поискать лавку дяди, как тут же заметила у одной из них мужчину, который смотрел в мою сторону и активно махал рукой. Невысокий и худенький, как мальчишка, солнечные очки в толстой оправе и растрепанные волосы. На нем была клетчатая рубашка с коротким рукавом, широкие хлопковые брюки и сандалии. Таким я его и помнила. Дядя Сатору.
— Надо же, неужели это Такако? — с довольной улыбкой сказал он.
Приблизившись, я заметила, что дядя значительно постарел. В уголках глаз появились глубокие морщины, а белую, как у болезненной девушки, кожу причудливо покрывали пигментные пятна. Однако в глазах за темными очками сохранился прежний озорной блеск.
— Вы все это время стояли у магазина?
— Да я подумал, что ты вот-вот уже приедешь. А тут по всему району одни букинистические лавки. Решил, что наверняка заблудишься, поэтому ждал тебя. Вообще я высматривал девчушку в школьной форме, но ты, оказывается, уже такая взрослая, Такако.
Разумеется. В последний раз мы виделись, когда я, ученица старшей школы, приезжала в Токио на первую годовщину смерти дедушки, а с тех пор прошло уже лет десять. Но что это за чувство? Дядя остался таким же, каким я его запомнила. Хоть ему и перевалило за сорок, он нисколько не растерял своей беспечности. Понятие «достоинство» и этот человек абсолютно несовместимы. Такая обстановка была совсем не для меня, остро ощущавшей отстраненность еще с подросткового возраста.
Перестав сверлить глазами дядю, я взглянула на магазин.
— Хм. Так это и есть тот самый магазин прадедушки.
Я с почтением посмотрела на вывеску: «Книжный магазин Морисаки. Литература новейшего времени». Пусть мне не довелось встретиться с прадедушкой, но то, что дядя третий, кто унаследовал магазин в нашем роду, действительно важно.
Магазин представлял собой здание, построенное лет тридцать назад, не меньше. За стеклянной дверью двухэтажного деревянного домика вплотную друг к другу выстроились книги.
— Самая первая лавка, в эпоху Тайсё[1], располагалась на улице Судзурандоори, и она, само собой, не сохранилась. Поэтому это «лавка Морисаки» второго поколения.
— Вот как.
— Да, проходи-проходи.
Дядя чуть ли не силой забрал у меня сумку и пригласил в лавку. Запах сырости мгновенно ударил в нос.
Мое невольно сказанное вслух «сыро» дядя с улыбкой поправил:
— Я предпочитаю, когда это называют запахом утреннего дождя.
Книги были повсюду. Небольшая комнатка в восемь татами[2], куда едва проникал солнечный свет, казалось, полностью пропиталась ароматом эпохи Сёва[3]. На расставленных в определенном порядке стеллажах плотными рядами стояли как карманные издания, так и отдельные тома, собрания же сочинений лежали высокими стопками у стен. Пространство за небольшой кассой также было заставлено книгами. Если случится землетрясение, вне всякого сомнения лавина этого богатства накроет нас с головой.
— Сколько же здесь книг? — поинтересовалась я с легким изумлением.
— Ну… Примерно шесть тысяч.
— Шесть тысяч!
Меня охватил ужас.
— Места мало, поэтому столько достаточно.
— А что значит «литература новейшего времени»?
— О, дело в том, что я специализируюсь на японских писателях новейшего времени. Вот, взгляни, — дядя обратил мое внимание на корешки книг.
Тут были не только такие именитые писатели, как Акутагава Рюноскэ, Нацумэ Сосэки, Мори Огай, но и те, о ком я никогда не слышала. Лучше всего я знала авторов, чьи произведения мы читали на уроках в старшей школе.
— Вот это да. Вы собрали сочинения стольких людей.
Дядя улыбнулся в ответ на мое удивление.
— Здесь практически каждая лавка специализируется на какой-то конкретной области. Есть магазин с научной литературой, есть такой, где продаются только пьесы. Также существует лавка, где раньше продавались открытки с разными видами, а теперь там можно купить фотографии. Это самый большой в мире район букинистических магазинов.
— Во всем мире?
— Ага. Ведь еще со времен эпохи Мэйдзи[4] это место облюбовали как центр культуры писатели и другие деятели искусства. Тут и так было много книжных лавок, а в то время еще и школы начали строить неподалеку, поэтому стремительно стали появляться и лавки с научной литературой.
— С таких давних времен…
— Да, этот район и сейчас остается местом, где вершится история. Мори Огай, Танидзаки Дзюнъитиро и другие писатели описывали его в своих романах.