Да. Нет. Конечно - Иван Бурдуков
– Твой новый парень плохо выглядит, – сразу же сказал ты.
– Он хороший, тебе нужно его узнать получше.
– Не хочется. Я узнал достаточно. Первые пятьдесят страниц книги на семьдесят процентов дадут тебе понять – стоит читать книгу или нет. С книгами этот фокус не всегда проходит, однако с людьми постоянно. Как ты с ним спишь? Ладно, не бери в голову. Он живёт у тебя с ребёнком?
– Нет, мать Дениса иногда даёт его на время.
После небольшой паузы ты сказал:
– Один человек недавно мне сказал: если жизнь считать даром, то надо прекращать тратить своё время на пустяковые ситуации.
– Прав твой человек, – заулыбалась Лариса.
– После этого должно стать легче, и вроде бы проще. Но как же принять, что жизнь является даром? Как это подтвердить?
– Нет, такие вопросы не к месту. Их не стоит задавать. «Жизнь – дар» – уже является ответом. А ближе к сути: разве тебе не нравится просыпаться по утрам?
– Чаще всего нет, не нравится, какая-то хуйня. Ничего особенного в пробуждении нет, да и вещь это замыленная, обыкновеннейшая.
– Пусть не нравится. Разве не приятно ли любить ту мысль, что, вот, ты проснулся?
– Те же самые слова я тоже слышал недавно. – И тогда ты вспомнил, как твой мнимый слабоумный «оппонент» пытался донести до тебя то же самое. «Неужто Лариса такая же слабоумная». Убереги её от своей критики.
– Вот видишь! Так что как минимум два человека говорят тебе об этом.
– То, что говорят люди, не всегда верно, хоть пусть о том говорит большинство, хоть пускай говорят и твои близкие – близкие могут принадлежать к тому же большинству. Ты без меня знаешь это.
Лариса была подготовлена к твоим нравоучениям. Раньше она приятно слушала твои речи, ей и самой нравилось высказываться, обсуждать нечто не касающееся непременно обыденности, но уже прошло время, и ей стало совершенно плевать.
– Честно говоря, – она шептала тебе, – мы сейчас планируем переезд за границу. Недавно мы летали в Ригу и мне очень приглянулось там. Переехать можно хотя бы в Эстонию. Я там как-то тоже бывала. Наверное, не больно весомая разница, а всё же это какой-никакой Евросоюз, устроишься на ту же работу и будешь получать зарплату в евро, раз в пять больше, ну и условия жизни сам понимаешь. Сейчас через друзей подыскиваем там работу, копим деньги.
– Думаю, прекрасный план, Лара, – неискренне говорил ты соучастным тоном. – В этой стране и вправду нечего делать. Каждый, кто поумнее будет мыслить о переезде.
– Ты тоже мог бы попробовать.
– Меня же там заждались, – насмешливо говорил ты.
– А я думала ты не приемлешь стереотипы, – насмехалась уже над тобой Лариса. – Такие же слова мне говорила моя мама, и родители Стёпы.
– Вот видишь! Минимум три человека тебе говорят об этом.
– Наш разговор замыкается, как ни странно. А если серьёзно, то всё-таки обдумать следует, иначе не успеешь вкусить комфортной прекрасной жизни. Российские красо́ты меня уже начинают угнетать: лес, обширность, реки, озёра, – это всё замечательно, если бы по-прежнему впечатляло. А кроме природы, может кой-какой архитектуры, остальное только лишь угнетает. Народ здесь неблагодарный, жалкий, какой-то весь и щедрый временами, и временами ревностный, и жадный, похлеще любого еврея, я бы поди сказала – дикий. Иногда в сомнениях думаешь: кто хуже: которые тупые, бедные у нас из людей, или те, которые поумнее, богатые? Не могу я, короче говоря, в своём родном государстве почувствовать себя комфортно.
Своим полумудрым лицом она взывающе посмотрела на тебя в ожидании твоих слов: поддержишь ли или будешь критиковать гейропу, пендосов и говорить о величии нации.
– Мне такие же мысли лезли в голову. Я, будучи не патриотом, всё же боролся с такой откровенностью: оправдывал наших людей, ссылался на бог знает какие силы, затем на государство, на олигархию. Боролся, наверное, и потому, чтобы не компрометировать себя – ведь я часть «их», я с ними вместе долгое время, я похож на них, а они на меня, мы – большая семья. Но что-то вынудило меня бросить всё, взглянуть на менталитет нашего народа воочию, без заноз оправданий. Тяжело вот так – осознать – потом продолжать жить, как ни в чём не бывало. Да и не вышло так. У тебя вот всё-таки ненависть встала пред глазами, она верная, в ней правда, но у меня вышло иначе. Я впал в апатию ко всему, мне стало плевать на всё, что меня не касается – сперва; затем стало плевать и на всё, что со мною соприкасалось. Какой-нибудь человек со мной вступает в непринуждённый диалог, я отвечаю ему, улыбаюсь, а внутри – ничего, внутри меня этот человек никаким образом не отразился. Я не воспринимаю теперь никого чувственно, вижу миражи каких-то людей, как больной прозопагнозией, о как мне плевать на каждого, я не хочу ни участвовать в жизни любого из наших людей, ни в жизни проклятого государства. Меня утруждает смотреть на кичливые рожи людей, играющих роль для кого-то, словно для личного бога, который смотрит на них сверху и уверяется: да, вот так, будь таким-то, тебе это идёт. А человек, улещённый своим богом, с достойной улыбкой продолжает существовать с уверенностью: мой бог в меня верит.
– Господи, я тебя понимаю. Тебе точно нужно обдумать моё предложение. Просто решись, начни откладывать, а я тебе подскажу что, да как. Тебя съест то, что внутри тебя.
– Обязательно подумаю. Я уже, впрочем, склонен в твою сторону, да и деньги у меня кое-какие есть. Надо ещё будет с Мирой обговорить.
– У тебя с ней настолько серьёзно?
– Надеюсь, что да.
– Ну, хорошо. Я буду ждать твоего решения.
3.
Открыв тебе дверь, твоя девушка попыталась смотреть на тебя взыскательно, и эта попытка не продлилась больше двух секунд – Мира была рада тебя видеть. Чуть анорексичная, но не больная на вид, наливное тело, миловидное личико, она стояла с распущенными волосами, которые тебе очень нравятся, но в тот же момент при поцелуях всегда лезут в рот. Ты бы, конечно, описал её совершенно по-другому.
– Ты работаешь вообще? – спросила Мира.
– Нет, – честно отвечал ты. – Но не волнуйся, всё отлично.
Она не верила тебе.
– А что не заходишь тогда? Даже не звонишь!
Ты не понимаешь что такое любовь, ты в неё не веришь. Вряд ли ты любишь Миру, но и бросать тяжело – тогда ты навсегда потеряешь такое чудо. Странно, что не существует какого врача по таким вопросам, который смог бы