Плетеный Король. Легенда о Золотом Вороне - Кайла Анкрум
Плетеный Король был великолепен: прекрасный, безумный, больной, свободный.
– Спасибо, – благодарил он, целуя кровавые волдыри на ладонях Августа. – Спасибо, спасибо…
Август зарылся лицом в грудь Джека, съежившись в комок, прячась от невыносимого жара. Джек крепко держал его в объятьях, обнимая за пояс, судорожно гладя по волосам, вжимаясь пальцами в его плечи. Август не сознавал, что плачет, пока не начал задыхаться от рыданий.
– Это кончилось? Это кончилось? Это кончилось?.. – И он имел в виду не пожар.
– Ш-ш-ш, – бормотал Джек. – Ты герой. – Он ласково баюкал Августа, покачиваясь взад-вперед. – Ты герой.
Железо и пепел
Полицейские расцепили их час спустя, после того как пожарные потушили огонь.
Когда Августа вырвали из объятий Джека, у него перед глазами словно встала пелена. В сером тумане слышались крики, мелькали люди в масках и перчатках, копы с грубыми руками и спокойными строгими голосами. Его взяли за плечи и усадили в карету скорой помощи, а Джека отвели в сторону для допроса. Медики что-то говорили Августу, повторяли какие-то фразы, и он тупо кивал, пока ему на руки накладывали нетугие повязки.
Кто-то кричал на Джека; Джек кричал в ответ.
Августа толкали, тянули, куда-то направляли, потом надели на него наручники и заперли в заднем отсеке полицейской машины. Как его везли, он не помнил совсем. Туман в голове рассеялся только после того, как за ним с лязгом захлопнулась дверь камеры в полицейском участке. В этот момент мир вдруг снова обрел резкость, и из всех звуков на свете Августа теперь интересовали лишь те, которые издавал его сосед по камере.
Дыра
Их разделяло чуть больше двух сантиметров. Август поскреб забинтованными пальцами по полу.
– Как королевство?
– Ликует, – ответил Джек, невидящими глазами уставившись в стену.
– Трон?
– Возвращен.
– А народ? А призраки?
– Спасен. Отброшены и изгнаны.
Август опять поскреб пол; ногти противно царапали бетон.
– Ты все это по-прежнему видишь, да?
– Так же ясно, как тебя. – Не моргая, Джек прислонился головой к бетонной стене.
Они сидели словно две старые марионеточные куклы, чьи веревки кто-то перерезал. Куклы, которых беспечно выбросили, обрекли сохнуть в пыли под солнцем.
– Горд ли ты своим подвигом, Орел Севера? Рыцарь с Искрами в Жилах… О твоей победе будут слагать песни, молва о принесенной тобой жертве не сойдет с уст жителей королевства, и молодых, и старых, до… конца времен. Так горд ли ты?
– Замолчи, – сказал Август, свернувшись на полу камеры в позу эмбриона. – Просто замолчи.
Блок № 3
К исходу следующего дня камеру забили под завязку. Поначалу, кроме них, там было человек пять-шесть, а сегодня вечером – не меньше пятнадцати. Они с Джеком постепенно переместились в угол, спрятавшись за спиной немолодого кряжистого пьяницы, который дрых сидя и во сне пускал слюни себе на ногу.
Джек держался от Августа на расстоянии с тех пор, как их привезли в участок, словно боялся, что прикосновение разрушит некие чары. Это неотвязно мучило Августа, но сейчас он просто злился на себя, все прочие чувства притупились. Он знал, что мама за ним не приедет. А родители Джека, скорее всего, вообще за пределами штата.
Он перевел взгляд на Джека – тот дрожал и старался не привлекать к себе внимания. Тип в противоположном углу камеры пялился на него с глумливой ухмылкой.
– Джек, – шепнул Август. – Иди сюда.
Джек испуганно, бочком придвинулся ближе.
Август раскрыл объятья. Поколебавшись, Джек согнулся и уложил голову ему на колени. Он сделал это с неохотой, точно стеснялся.
Когда один из сокамерников ляпнул что-то грубое и оскорбительное насчет природы их отношений, Август вздрогнул, как от пощечины, однако его рука осталась все так же спокойно лежать на шее Джека.
– «Ты мое солнце, лишь ты мое солнце, ты согреваешь меня, даже когда пасмурны небеса…» – Следующую строчку он напел без слов, потому что знал только первую.
В первый раз
Его адвокатом назначили женщину, и, слава тебе яйца, у нее были сыновья.
– Если ты признаешь вину, тебя, скорее всего, приговорят к общественным работам и штрафу – это при хорошем исходе – или к году тюрьмы – при плохом, – сказала она, пригубив кофе. – Ты облил здание бензином и поджег его. Присяжные вряд ли поверят в твою невиновность.
– А если сослаться на невменяемость? – осторожно спросил Август.
Она опустила чашку и устремила на него внимательный взгляд.
– Это-то тебе зачем?
– Так собирается поступить Джек. У него действительно психические проблемы, и он больше не может этого скрывать. Кроме того, если мы будем говорить одно и то же, есть вероятность, что нас отправят в одну и ту же психушку. Как бы ни был мал этот шанс, он того стоит.
Адвокатесса поджала губы и задумчиво побарабанила ногтями по столу.
– В каких отношениях ты состоишь с Джеком? Мне известно, что до этого случая вы жили под одной крышей.
– Мы не встречаемся, если вы об этом, – вздохнул Август. – Полагаю, мы просто друзья. Выросли вместе. Наши мамы тоже дружили… до того как мои родители развелись. В общем, мы всегда были вместе, вот и все.
– У меня тоже есть дети. Трое мальчишек… И они не намного младше тебя. – Она тряхнула головой и улыбнулась своим мыслям. – Я даже отчасти могу тебя понять, но… Позволишь задать вопрос? Почему ты это сделал? Ты никогда не стоял на учете в полиции, до этого семестра у тебя были безупречные оценки. Для такого парня, как ты, это крайне странно. Что все-таки случилось?
Август нахмурился.
– Мне пришлось.
Адвокатесса долго смотрела на него, потом накрыла его ладонь своей.
07/02/2003
Дело в суде решилось быстро. Близнецы сдали их с потрохами.
– Мы договаривались, что никто не должен пострадать, – оправдывался перед Августом Роджер. – Даже ты.
У Джека от первой до последней минуты тряслись руки.
Приговор: шестнадцать месяцев в психиатрической лечебнице каждому с запретом на общение. Разные психушки, стало быть.
Джек был в шоке, когда его выводили из зала. Настолько, что даже не потянулся к Августу, не позвал по имени.
Изнутри
Его одели в особую оранжевую форму и провели по коридору в палату. При виде здоровенных охранников, сопровождавших Августа, другие пациенты шарахались и в страхе бормотали себе под нос. Еще никогда в жизни ему не было так муторно, как сейчас. Ноги заплетались; он споткнулся. Один из охранников тут же сомкнул мощную клешню на его руке и рывком вернул в вертикальное положение. Когда Август наконец оказался в палате, санитар сказал ему что-то, чего он не расслышал из-за грохота собственного пульса. Потом дверь за ним с лязгом заперли и оставили его в темноте.
Сжав кулаки, Август стоял, как его поставили, посередине комнаты. Он взглянул на соседа по палате: тот забился в самый дальний угол и, видимо, желал бы убраться еще дальше, хоть сквозь стену. Август скрипнул зубами.
Он
