Сексуальная жизнь наших предков - Бьянка Питцорно
Дяде Тану игра понравилась. Он куда лучше Ады знал старые росписи: в молодости, гостя в Казентино у своего друга Колонны, частенько ездил в Ареццо, чтобы полюбоваться работами Пьеро делла Франческа, или во Флоренцию, где обошёл все музеи. У них с Колонной даже была привычка посвящать целый день одному-единственному залу Уффици или палаццо Питти.
– Мастерица, говоришь... ну а почему нет? – задумчиво кивнул он. – Конец XVI века был богат на художниц. На ум, конечно, сразу же приходит Артемизия Джентилески, хотя она жила немного позже.
– И которая заслуживает того, чтобы быть известной своим художественным талантом, а не в качестве жертвы изнасилования, – выпалила Ада: феминистская группа, в которой она участвовала в первые годы жизни в Болонье, называлась «Артемизия».
– Я предпочитаю Софонисбу Ангвиссолу, – ответил дядя. – Вспомни, из какой она семьи, всех этих сестёр-художниц: отец ведь обучал их, как мужчин, хотя у него был сын, и не боялся посылать посмотреть свет. Сколько за свою полную приключений жизнь она написала портретов сильных мира сего – но в то же время сколько запечатлела юных испанок! А ещё Софонисба много путешествовала, была женой вице-короля Сицилии, а потом моряка-судовладельца. Почему бы ей было не навестить Ордале, чтобы запечатлеть твоих предков?
– Да брось, дядя Тан, какое там «навестить»! Маэстро работал здесь целых десять лет, так Чечилия говорит.
– Ну хорошо, а как насчёт Лавинии Фонтана? Или моей любимой Мариетты Робусти, дочери Тинторетто? Эта ваша экзальтированная гуру феминизма, Жермен Как-её-там, авторша «Женщины-евнуха»[32], которую ты заставила меня прочитать в прошлом году по-английски, утверждает, что Якопо Робусти разрешал дочери дорисовывать лишь пуговицы на своих картинах, не признавая за ней никакого таланта, – возмутился дядя. – Но знаешь ли ты, что пишет биограф Мариетты, Карло Ридольфи, который собрал информацию о ней из первых рук, опросив братьев, сестёр и ближайших родственников? Что отец считал её «драгоценнейшим плодом своего гения, так точно воспринявшей от него и рисунок, и колорит, что когда она писала свои картины, люди восхищались живостью её таланта. Будучи невысокого роста, она одевалась в мужское платье, и отец водил её туда, куда ходил сам, и все принимали её за мальчика».
Ада расхохоталась, представив, сколько всего он хранит в памяти:
– Дядя, и как ты только запоминаешь эти цитаты? «Будучи невысокого роста, она одевалась в мужское платье», – вот уж не думаю, что тебе приходилось сдавать экзамен по биографии Мариетты! Или всё-таки приходилось?
Потом, уже забыв о гипотезе происхождения «мастера из Ордале» и о художницах, достойных этого гордого звания, она рассказала, что Дария взялась за ум, вышла замуж за банковского клерка и открыла мастерскую, где печатала trompe-l'œi, небольшие фотографии-обманки, которые затем увеличивала и переносила на стены богатых домов, как в городе, так и за его пределами.
Дядя в ответ пожаловался, что старшие дети Грации, близнецы, совсем не хотят учиться, а Лукреция и вовсе устроила скандал, отправившись в поход вдвоём со своим парнем, из-за чего бабушку Санчу почти что хватил удар.
– Очень способная девушка, – заявил он. – Не представляешь, сколько потов с меня сошло, пока я обыграл её в шахматы. Но вместо того, чтобы поступить в университет, эта вертихвостка, подумать только, после лицея пошла работать в «Луизу Спаньоли»!
Потом он рассказывал о Джулио Артузи, вечно просившем денег, чтобы вложить их в какие-то безнадёжные предприятия, и о младшем сыне Лауретты, Якопо, странном существе, которому категорически не нравилось всё, что, как считалось, должно привлекать семилетнего мальчишку: например, в цирке, всегда приезжавшем в Донору на Рождество, он плакал, мультиков по телевизору пугался, рекламируемые повсюду игрушки оставляли его равнодушным, гамбургеры в только что открывшемся на проспекте Мадзини «Макдоналдсе» не нравились, как, впрочем, и пицца. Зато он мог часами неподвижно сидеть на земле в саду «Виллы Гранде», следя за перемещениями муравьёв или слушая вместе с дядей Моцарта, а к пяти годам самостоятельно научился читать, но детских книжек своей сестры Ады-Марии никогда и в руки не брал, предпочитая журналы по садоводству и каталоги «Товары почтой». В отличие от этой оторвы, своей сестрицы, он так и не научился стоять на роликах, зато в два счета мог починить заевший замок или текущий кран. Странный ребёнок, совсем не похож на сверстников, говорила Лауретта, отчасти стыдясь, отчасти предполагая у сына умственную отсталость.
– Отсталость, надо же! – смеялся дядя Тан. – Да парень не отстаёт, а опережает. Представляешь, на днях поинтересовался у меня, почему говорят «я чувствую неловкость», а не «я чувствую ловкость». «Может, – спрашивает, – это потому, что люди, например, мама, очень не любят ловкачей, вот и не признаются, что это они?»
Рассказал дядя и о собраниях Астрономического общества, в которое вступил после ухода на пенсию, о ночах, проведённых вместе с другими любителями у телескопа на балконе зала «Масканьи» за изучением неба, о прочитанных им книгах, о фильмах, которые видел зимой. К кино он питал особую страсть ещё с юности: посещал кинотеатр почти каждый вечер, стараясь успеть на предпоследний сеанс, сразу после работы. Если фильм ему нравился, он ходил на него два или три раза, время от времени прихватывая с собой доктора Креспи, который, конечно, предпочёл бы отправиться домой ужинать, но не смел отказать своему былому начальнику в подобной мелочи.
5
