Вся вселенная TRANSHUMANISM INC.: комплект из 4 книг - Виктор Олегович Пелевин
– Кто «она»?
– Заточница, – хмыкнул Кукер. – Дашка Троедыркина.
На лице Сердюкова мелькнула еле заметная улыбка.
– Почему ты уверен, что именно она?
Кукер черно сморгнул, повернул лицо к Сердюкову и сказал:
– Ты дураком-то не прикидывайся, начальник. Дашку на нашу зону перевели. Кума при тебе говорила, что мававы в джунглях тоже бегать будут. За мои бабки. Думаешь, не помню?
Сердюков чуть покраснел.
– Условие корпорации, – сказал он. – Чтобы все было инклюзивно. На мезозойской корове не написано, что это Дашка Троедыркина. Как ты ее узнал?
– По почерку.
Сердюков сделал какую-то закорючку в блокноте.
– И что это за почерк?
– Она всегда три дыры оставляет. Поэтому и зовут ее так. Хвостуна она тоже на три пики поставила. И Гребня Молодого. Три дыры одновременно. У нее три цугундера на каске.
– Какой каске?
– Ей куры сделали из шлема для фембокса. Она свои пики на ней крепит. Иногда не на каске, а на специальном обруче. Выглядит как три рога. У коровы этой так же было.
– Что ты знаешь про Дарью Троедыркину?
– Все уже сказал.
– Вы были знакомы прежде?
– Через две малявы.
– Как ты считаешь, откуда у Троедыркиной навязчивое желание расправиться с тобой?
– Это ж куры. Они на всю голову больные.
– Что тебе известно про Варвару Цугундер?
– Первая кура вроде. Я про нее мало знаю. Колы с ней у всех козырных кур. Примерно как у нас звезды с перьями.
– А когда именно ты понял, – спросил Сердюков, – что перед тобой Дашка Троедыркина?
– Когда она мне жопу проткнула. Не дури, начальник.
– Атак было несколько, – сказал Сердюков. – Можно ли допустить по поведению Троедыркиной, что после каждой пенетрации наступало частичное насыщение гештальта?
– Может, и наступало, – ответил Кукер. – Только мне без разницы. Дашка мне маляву прислала перед этим. Обещала поднять на пики. И подняла. Ты мне вот что скажи, товарин кум. Как она меня в джунглях нашла? Уж не ты ли ее навел?
Сердюков покраснел еще сильнее, завел за спину правую руку, скрестил на ней два пальца и беззвучно пробормотал «злобро добло».
– Нет, Кукер. Ты сам.
– Я? Как это?
– Программа так устроена, – сказал Сердюков, по-прежнему держа пальцы скрещенными. – Она извлекает из подсознания твои незакрытые гештальты и комплексы. Самые затаенные страхи. И придает им подходящую форму. Ты в глубине души боялся того, что произошло. Именно так куры убивают петухов. Программа увидела это и сформировала маршруты таким образом, что вы встретились в симуляции.
Кукер задумался, и лицо его посерело.
– Ага, – сказал он. – Понимаю теперь.
– А почему она рога на лоб крепит? – спросил Сердюков.
– Это у них последняя мода такая.
– Может быть, – кивнул Сердюков. – Или указивка пришла из Местечек.
– Им что, правда такие приходят? Это же пропаганда.
– Пропаганда пропагандой, – ответил Сердюков, – а указивки указивками. Только они не как указивки оформлены.
– А как?
– Трудно в двух словах объяснить… Как свободное и спонтанное саморазвитие передовой мысли, которое приняло такую вот форму. Сообщают, что по последней новой этике должно быть именно так.
– Три елды на лоб надо, – осклабился Кукер.
Сердюков развел руками и вздохнул, показывая, что много думал на эту тему, но не все может высказать вслух.
– А чувствует она этими рогами точно как мужик елдой, – продолжал Кукер. – Представляешь, какая зверина? Три хера на лбу. Она теперь так и пишет в малявах – не «зачпокаю», а «забодаю».
– Вот потому ты ее и забоялся, Кукер, – сказал Сердюков. – После этой малявы. До такой степени забоялся, что буквально сам ее позвал. Сообщил ей координаты своим мозгом. Программа отбирает то, чего мы желаем или боимся.
– А такой зверь правда был? – спросил Кукер.
– Был, – ответил Сердюк. – Семьдесят миллионов лет назад. Или все сто.
– Как называется?
– Торозавр.
– Я про такого не слышал, – сказал Кукер. – И не видел никогда. Дашка сама его выбрала?
– Да, – улыбнулся Сердюков. – Вместе с нейросетью. Программа так работает. Она улавливает запрос сознания – ну или подсознания – и подбирает наиболее точный ответ.
– Где подбирает?
– В имеющемся культурном материале. В библиотеке человеческих смыслов. Фема с тремя пиками на голове похожа на самку торозавра. Это очень близко. И по духу, и по форме.
Кукер задумался.
– Тогда вопрос, – сказал он. – Что случилось прямо перед тем, как Дашка подвалила?
– Прямо перед этим? Вроде ничего.
– Перед встречей… Я не помню точно. Меня напугало что-то. Словно сон наяву приснился. Совсем короткий.
– О чем?
– Вроде по лесу гулял. С кем-то уважаемым. Говорили о делах. И вдруг эта мавава со своими елдаками.
– Не знаю, – ответил Сердюков. – После стресса бывает, что появляется ложная память. Мозг пытается себя защитить и создает своего рода покров, затрудняющий доступ к источнику боли и страха.
– Понятно тогда, – сказал Кукер. – Все понятно. Я эту стерву если встречу где, пополам развалю. Шпорой чикну.
– Ох, Кукер, не зарекайся. У тебя теперь другие проблемы.
– Какие?
– К нам в ветроколонию другого петуха переводят.
– Кого?
– Руделя. Знаешь такого?
– Не слышал про такую птицу. А чего его к нам направили?
Сердюков пожал плечами.
– Черт его знает. Типа как по безопасности. А про тебя не подумали. Ну или начальство решило, что договоришься с ним… Мне Тоня утром сказала.
Кукер покачал головой.
– Кумовья что-то такое мутят. Хотят, наверно, чтобы мы с ним схлестнулись.
– Может, – вздохнул Сердюков. – Но тут я помочь не могу. Я не все вопросы решаю. Исключительно научные. Ты, братец, с Руделем этим сам разберись как-нибудь. Мирно разрулите вопрос. А мы продолжим опыты.
– Все, – сказал Кукер. – Больше я такую чернуху в симуляции на свою жопу не вызову. Я теперь сильно умнее стал… Очень сильно…
В этот момент я услышал голос Ломаса:
– Какая-то аномалия. Ну-ка дайте вид с дрона.
Я увидел Кукера сбоку – дрон-муха прятался на стене возле кушетки, в таком месте, где его невозможно было заметить. Кукер действительно выглядел странно. Некоторое время я не мог понять, в чем эта странность, а когда понял, непроизвольно выдохнул.
Кукер не лежал. Он висел в воздухе.
Сердюков этого заметить не мог – но сбоку было отчетливо видно, что Кукер левитирует, и между ним и кушеткой зияет просвет в палец шириной.
* * *
На следующее утро Ломас выглядел очень довольным.
Мне даже показалось, что в кабинете попахивает Кельнской водой № 4711, которую адмирал добавлял в список своих воспринимаемых атрибутов, когда дела шли хорошо. Выслушав мой доклад, он кивнул на кресло перед столом.
– Наши аналитики нашли доступ.
– К чему?
– К памяти Кукера. К той самой секунде перед встречей с Троедыркиной.
– Распаковали?
– Не совсем. Но мы теперь знаем как. Нам помогли.
– Кто?
– Сам Кукер. Вернее, его мозг. Когда в память внедряют что-то новое, мозг во время ночного сна начинает это воспоминание расчехлять и зачехлять. Считывать из одного регистра и записывать в другой, попутно убирая эмоциональный шлак.
