Почти 15 лет - Микита Франко
Какой список требований был бы к психотерапевту Льва представить сложно, но ему точно бы пришлось доплачивать за риски быть избитым.
- Мне не нужна помощь.
- Лев, всё разваливается…
- Всё разваливается из-за тебя!
- Ладно, всё разваливается из-за меня, - выдохнул Слава. – И что с этим делать?
- Вернуться домой.
- И что потом?
- А что потом?
- Будем жить как раньше? – уточнил Слава. – После всего, что было.
- А что было?
«Ты меня ударил, кинул на кровать, хотел изнасиловать», - монотонно перечислил Слава в своей голове. За эти дни он так часто повторял эти слова, что они стали обыденными, и больше не вызывали ужаса.
Но скажи он об этом вслух, опять бы началось одно да потому: «Я тебя не собирался насиловать», «Ты меня спровоцировал» и «Я же извинился». Слава же пытался удержать равновесие на конструктивном разговоре и не скатиться в разборки, поэтому попытался сделать другой заход: - Моё предложение: или мы ищем френдли-психотерапевта по семейной терапии, или давай расставаться.
Лев хмыкнул:
- Это что-то новенькое от создателя: «Или воспитываешь ребёнка, или расстаемся» и, конечно, «Или уезжаешь со мной, или расстаемся»?
- Нет.
- Любимые ультиматумы…
- Нет! – настаивал Слава. – Лев, я прожил с тобой в России четырнадцать лет. Десять из них я просил тебя уехать, но ты не хотел, и мы оставались. Я десять лет оставался с тобой, потому что ты считал, что так лучше, и я шёл тебе навстречу, хотя мне казалось, что так хуже, но я жертвовал тем, что мне было важно, и, уверен, я пожертвовал Мики ради этого. Прошли годы, прежде чем я сказал, что больше так не хочу. Я жил в компромиссе десять лет, и это были… нормальные десять лет, да? Теперь на компромисс пошёл ты, ты пожертвовал тем, что для тебя важно, и я тебе очень благодарен. Но мы живём в твоём компромиссе всего месяц, и он уже похож на чёртов ад, а с каждым днём становится только хуже. Ты уверен, что именно я в нашей паре не умею идти на компромиссы?
- Не сравнивай потерю работы с потерей возможности красить губы.
- Лев, ну это же не навсегда. Через два года ты бы снова работал. И ты бы не сидел без дела, ты бы учился всё это время. Здесь же правда совсем другой уровень медицины, почему ты считаешь, что это потеря времени, что тебе нечему учиться? А если есть? Посмотри на это, как на возможность, а не как на способ испортить жизнь мигрантам. Даже если нам правда здесь не понравится, ты же вернешься отсюда врачом другого уровня.
- Я и так хороший врач.
- Я и не говорю, что плохой…
- И хватит об этом.
Слава беспомощно замолчал. Только ему казалось, что он нашел правильные слова, как перед лицом вырастала преграда из коротких равнодушных ответов, и Слава врезался в неё, как в стену.
Вздохнув, он закрыл шкаф-купе, пряча белые рубашки, и попросил:
- Подумай над моим предложением. Не отвечай сейчас, просто подумай. Пожалуйста.
Всем своим сердцем он попытался обратиться к лучшему, что есть во Льве. Если оно там, конечно, и правда есть.
Почти 15 лет. Лев [17]
Лев отводил Ваню в музыкальную школу по вторникам, четвергам и пятницам, а в остальные дни, кроме воскресенья, на тренировки по футболу. Если шли пешком, для Льва это был любимый момент дня: Ваня шёл рядом, держа его за руку, и прохожие думали, что они – отец и сын. Правильно думали, конечно, но сам Лев не привык быть отцом в глазах общественности – слишком долго был «папиным другом-знакомым-соседом». Он водил маленького Мики в школу, но там все знали, что он «не отец». По дороге домой они заходили в магазин и Лев покупал ему шоколадное «Чудо» (ничего сильнее в возрасте восьми-девяти лет Мики не любил, потом это место в его сердце занял Фредди Меркьюри), и продавщица на кассе сюсюкалась с ним: «Дать тебе шоколадку? (поднимала растерянный взгляд на Льва) Ой, а вдруг нельзя, давай потом, когда с папой придёшь». И неважно, что Лев говорил: «Можно», кассирша мотала головой: «Лучше потом, а то вдруг аллергия, вы ж не знаете, наверное». Хотя, после ситуации с зоопарком, может, не так уж она была и не права… Но всё равно обидно!
Теперь и в обычной школе, и в музыкальной все знали, что Лев – отец. Он поднимался на этаж в класс фортепиано, и педагог, прерывая занятие, говорила Ване: «Папа пришёл». Ваня получал очередное растяжение на футбольном поле, и тренер велел ему: «Позвони отцу», имея в виду именно Льва. Это было лучшим в Канаде. Единственным, что было бы жаль потерять.
На последней тренировке Ваня заработал трещину в руке (даже пришлось заковать её в гипс) и теперь вместо футбола Лев водил его на медицинский осмотр. Они возвращались, стараясь не наступать на стыки между плитами, потому что в них «раскаленная вулканическая лава, как в Незере», Ваня перескакивал, как заяц, с место на место, а Лев аккуратно ступал рядом: один Ванин прыжок равнялся длине одного его шага. На Льве были хлопковая белая футболка, джинсы и кеды (последние он использовал для тренажерного зала и бега), он не узнавал в витринах собственное отражение, но чего не сделаешь, чтобы перестать быть «психопатичным».
Последний разговор со Славой хоть и выдался тяжелым, но давал надежды: Слава цеплялся за их отношения и Лев решил вцепиться в ответ. Не нравятся рубашки? Хорошо, он не будет их носить. Во всяком случае, не будет их носить так часто. Он попробует стать мягче. Он оставит своё мнение о Славиных экспериментах с внешностью при себе. Он сделает из себя того, кто Славе нужен, и сделает это без всякой «психотерапии», куда люди ходят, чтобы плакать и жаловаться на своих родителей. Он прекрасно знает, что у него было тяжелое детство и его отец – мудак. Вовсе не обязательно, чтобы тебе об этом рассказывал психолог.
На подходе к дому Лев заметил целующуюся парочку у подъезда: Мики со своей рыжей подружкой обжимался на крыльце. Ещё несколько дней назад он сообщал, что они «просто посидят в кафе», а теперь вот…
Лев, притормозив Ваню, шикнул:
- Подожди, пусть доцелуются, не будем смущать.
Ваня, хихикнув, остановился. С любопытством начал разглядывать происходящее на крыльце,
