Пророки - Роберт Джонс-младший

Пуа захлопала ресницами. Сара закатила глаза, но не смогла удержаться от смеха.

— Ох, дурковатая ты девка. — Вытащив из-под стола табурет, она опустилась на него. — Неужто сама ею быть хочешь?

— Не-е, мэм! — Пуа опустилась на пятки.

— Тогда полно дурачиться. — Сара потерла виски. — Иди-ка сядь и дай мне заняться твоей головой.

Пуа уселась на пол меж ее ног, подтянула колени к груди и тщательно подоткнула подол платья под ступни. Сара стала расплетать косички у нее на затылке.

— Ишь, как волосы-то отросли.

— Мне, бывает, их совсем сбрить хочется. Начисто!

— Это, должно, древность в тебе говорит, — прошептала Сара, глядя ей в затылок. — Тебе, как и мне, дано ее помнить.

Пуа зевнула и почесала за ухом.

— Сиди смирно! — прикрикнула Сара.

Помолчав с минуту, Пуа заговорила:

— Я и Самуэля к тебе звала косички заплести.

— А он что? — замерла Сара.

— Ну, «нет» он мне не сказал.

— А «да» сказал?

— Нет.

— Мм… хм…

Пуа заерзала. Впервые ей пришло в голову, что Самуэль может и не прийти. Не захочет или что-нибудь ему помешает… Так-то он парень вежливый, уж если сказал, что придет, не обманет. Но он ведь не говорил…

Единственный человек на всей плантации, кому до нее есть дело. Он и правда думал о ней, а не прятал за показной заботой вполне прозрачное желание залезть к ней под юбку. Ему одному ничего от нее было не нужно, кроме как поболтать. А когда ей худо становилось, он, чтобы ее развеселить, втыкал себе в волосы ромашки и выступал, как цыпленок. Громадный такой, а ведь никогда не нависал над ней угрожающе и не пытался заслонить ее свет своей тенью. Исайя ее просто не замечал или терпел, что она ошивается рядом. А вот Самуэль один видел ее по-настоящему и принимал.

— Тебе, что ли, Амос голову всякой ерундой забил? — спросила Сара.

— Не-е.

— Пфф. А то ж с него станется послать тебя в хлев, чтоб смуту посеять.

— Не сеяла я ничего, Сара. И Амос никуда меня не посылал.

— А кто посылал?

Пуа закатила глаза.

— Знаешь, живи-ка ты своей жизнью, а к этим ребятам не лезь.

— Самуэль мой друг, — бросила Пуа, раздраженно сдвинув брови.

— У тебя от всех друзей мурашки по загривку бегут, вот как сейчас?

— Это от жары.

— Брось, девка, не морочь мне голову.

Сара всегда говорила правду, какой бы горькой и колючей она ни была, и вынести это порой бывало нелегко. Она не сглаживала острые углы, не шлифовала слова, и те больно ранили. Однако из каждого укола вытекала лишь крохотная капелька крови. Можно и перетерпеть. К тому же в капельках этих Пуа видела ответы, с которыми даже Сара не готова была столкнуться. Многие их и знать не хотели, но только не Пуа. Она-то понимала, что сила твоя измеряется в том, сколько правды ты можешь вынести. Пускай все остальные на плантации спали, лично она собиралась бодрствовать, как бы больно это ни было.

— И?

— И ничего. Просто оставь их в покое, — вздохнула Сара.

Озноб прошел. Пуа надеялась, что Сара заметит это и успокоится. Поймет, что она сказала достаточно и гостья ее услышала. Мелкие уколы легко перенести. Проще пережить боль рядом с сестрами, чем когда к ней добавится целый пуд мужских насмешек. После этого Сара заговорила не сразу.

— Неча нам тут о мужиках болтать. И без того они слишком много места занимают. Аж на саму себя не остается — ни размяться, ни полежать спокойно.

— И то верно, — согласилась Пуа, пускай только на словах.

— Говоришь, повыше косы тебе поднять?

— Да-а, мэм.

Сара осторожно наклонила голову Пуа вперед, обнажив загривок. Та прижала подбородок к груди.

— До чего ж у моей Мэри голова была чувствительная. Косички ей приходилось плести толстенные, а то она больше двух-трех не выдерживала. — Сара рассмеялась. — А ты вот ниче, терпеливая. Можно и потоньше да покрасивее сделать. Время-то терпит.

Пуа закрыла глаза и погрузилась в мысли.

Да уж, время терпит.

Бледное солнце низко стояло над горизонтом, когда Пуа решила заскочить к Самуэлю. Народ высыпал на пороги хижин, стремясь урвать последние капли утекавшего сквозь пальцы выходного. Даже дети, которым чуть раньше покоя не было, притихли и сели подле родителей оплакать его уход.

Пуа сошла с тропинки и побежала сквозь густую траву. Здесь подошвам ступать было мягче и прохладнее. А ей уж очень хотелось себя побаловать.

Когда она поравнялась с хлевом, небо из розового уже окрасилось в цвет индиго, а кожа ее заблестела от пота, что только подчеркивало ее красоту. Пуа не терпелось показать Самуэлю, как Сара ее заплела.

Дверь хлева была приоткрыта, изнутри лился тусклый свет. Заходить без предупреждения не хотелось, и Пуа окликнула Самуэля — пропела его имя так протяжно, как больше никто не умел.

— Я тут, — отозвался Самуэль.

Обернувшись, она увидела их. И тут же раскрыла рот — ровно настолько, чтобы язык смог выскользнуть и смочить губы. Но, сколько бы она этого ни делала, они тут же пересыхали снова.

Са-а-му-у-э-эль, скрестив ноги, сидел на земле, за его спиной — на скирде сена — разместился заплетавший ему косички Исайя.

— Привет, Пуа, — улыбнулся Самуэль. — Я последовал твоему совету. Гляди-ка. Мне! Заплетают косички! Не чудо ли? Ой, Зай! Не дергай так!

— Привет, Пуа, — поздоровался Исайя.

На земле возле них стояло ведро. Пуа подошла, зачерпнула воду ковшом и жадно отпила. А потом тоже села на землю.

— Славные у тебя косички, — сказал Самуэль, и Исайя согласно кивнул.

Пуа ошеломленно смотрела на них.

— Чего ты? — спросил Самуэль.

Она не ответила. Все пыталась так наклонить голову, чтобы открылось Воображаемое. Но оно лишь вспыхивало на мгновение и тут же пропадало. Там тоже стемнело, и светлячки уже начали свое ночное представление. Пуа разглядела за крохотными огоньками два силуэта. Прильнув друг к другу, они сидели на берегу сверкающей реки. Из воды временами взмывали в воздух рыбы и тут же ныряли обратно. Потом они встали и направились туда, где мельтешили блестящие жучки. Мужчина, высокий и мускулистый, обнял пышногрудую женщину, и они закружились под едва слышную музыку. Колыбельная, догадалась Пуа. И тут же все светлячки вспыхнули разом, осветив пару. Это были Другая Пуа и Ее Самуэль. Улыбаясь, она заглянула ему в глаза, смотрела долго, и вдруг оно все же случилось! Ошибки быть не могло. Всегда накрепко запертая дверь внезапно отворилась. И наружу выскользнул слабый, словно от свечки, лучик света. «Как долго я тебя ждал»