Антракт - Ольга Емельянова
Через несколько дней я пошла к Матроне сама. Будучи материалисткой, ни глубоко, ни близко в душе я не верила в чудо. То есть, вообще в чудеса, произошедшие с кем-то, я верила, но со мной за достаточно длинную жизнь ни одного чуда не произошло, не произошло оно и ни с одним из моих родных и близких. И как-то идти к Матроне мне было не очень ловко: вроде и ее, и себя я обманываю. Но пошла. Деталей посещения не помню, но чувство отчаяния, которое прочно поселилось во мне, я ей принесла. Ни знамения, ни озарения на меня не снизошло. Через несколько дней я нашла свою первую работу. Спасибо Матроне!
Испытательные сроки
Срок №1
Но не отпускала меня прежняя жизнь! Двадцать лет, отданные авиации, продлились еще год в Москве, в институте авиационных технологий. И Майя и Дима, устроившие мне обструкцию на прежней работе, что явилось причиной увольнения, а потом и отъезда, материализовались в Майю и Диму в этом благословенном институте. Но моя радость от обретения работы была так велика, что я не замечала никаких неудобств и недружелюбных взглядов. И даже стол, за который меня посадили, стоявший между двумя дверьми, за который можно было только вползать, продуваемый сквозняками и ударяемый то одной, то другой открываемой дверью, казался мне вполне себе удобным местом.
И начались мои испытательные сроки…Боже, как кровожадны работодатели к испытуемому в этот период! Причем, не обязательно его заваливают работой – его могут испытывать и ничегонеделанием. Ничегонеделание – это еще более тягостное испытание. То есть, человек на виду, и под присмотром, а конкретного задания не дают. А если и дают, то сразу понятно, что результат никому не нужен – это так, для драйва. Чувствуешь себя в этот момент мышью в кювете, и не знаешь, в какой момент и кто возьмет тебя на испытание, и что это будет за испытание и что оно принесет. Но это был не мой случай. То есть моим он стал на следующем месте работы.
А в авиационном институте я чувствовала себя абсолютно спокойно в плане знаний и опыта, а это-то и настораживало руководителей направлений. И моей основной задачей было не бравировать знаниями, а аккуратненько их выдавать, если спросят. Мое нелегальное положение иностранки успокаивало некоторые разволновавшиеся авторитеты, и я сама предложила душке генеральному директору платить мне не за отработанное время, а за конкретную работу – в штате-то я все равно не числилась. Мне казалось так безопасней в первую очередь для Димы и Майи. Но закончилось это довольно быстро ввиду того, что директор понял, что таким образом я буду обходиться ему дороже, потому что работа выполняется досрочно, и придраться в ней было не к чему. И меня перевели на оклад. Очень маленький. А работы давали все больше и больше. Я реально чувствовала себя Золушкой. Только без всяких намеков на компенсацию в виде принца на балу. Комизм ситуации заключался в том, что мне, иностранке, отдали на обслуживание самый секретный и пафосный объект – авиакомпанию «Россия», которая обслуживала авиарейсы президента. То есть, как сейчас модно говорить, я была в одном рукопожатии от него. И секреты типа плана полетов на ближайшее время были для меня рабочим материалом. И мимо его самолета меня неоднократно проводили. Как удавалось получить пропуск по иностранному паспорту на режимную территорию – российская загадка типа как попасть в советские времена на закрытую военно-морскую базу на Камчатке. Конечно, статус иностранки я тщательно скрывала. Но где-то внутри меня сидела радистка Кэт, и каждый раз, подавая паспорт охране, я останавливала дыхание и ждала любого поворота событий. Но его не случалось, и я увязала в проблемах автоматизации все глубже. И все чаще стало возникать состояние дежавю: я это все проходила там, на моей бывшей родине. Но только там был масштаб шире и уровень решения выше. И у заказчика было реальное стремление избавиться от проблем посредством автоматизации. А понтов было меньше. Это было странно. И это было первым парадоксом, с которым я столкнулась в Москве.
Удивительным образом вся структура авиакомпании сохранилась как артефакт советской эпохи: начиная от замшелых кабинетов со специфическим запахом слежавшейся бумаги и давно используемых стульев и заканчивая управленческим персоналом среднего звена, сплошь состоявшим из жен, любовниц и дочек летчиков и технарей. За этим всем хозяйством тянулся шлейф интриг и глубокой семейственности. Здоровой обстановке в коллективе это никогда не способствовало. И через все эти дебри мне надо было снова пройти. Скорее, не пройти, а стать там своей, потому что для чужой никогда не найдется времени, и вместо ответа на приветствие чаще всего будешь получать молчание, надменно сжатые губки и злобно сверкающий блеск бриллиантов в ушах. Второй раз проходить все это было проще, и через короткий срок мне выдавали не только алгоритмы работы, но и делились информацией из серии «наболевшее», тайное и «только вам по секрету». Иногда доверительные отношения оборачивались против меня: в спорных ситуациях, когда нашу позицию надо было отстоять, вдруг звучал невинный голосок, что Ольга Васильевна им обещала прямо противоположное. Эта ситуация меня научила всегда протоколировать существенные соглашения и добиваться подписи противоположной стороны.
Был там один несомненный плюс в виде столовой с очень вкусной и разнообразной едой и смехотворно низкими ценами.
Через некоторое время мой «блицкриг» во Внуково привел к тому, что мне была предложена должность начальника отдела и полное курирование этого направления.
«А Таня?» – спросила я у директора, имея в виду нынешнюю начальницу.
«Разговор с Таней я беру на себя и ее не обижу» – сказал директор.
«Но я так не могу!»
«В вашем ли положении думать о морали…» – с досадой сказал директор.
Заторможенная Таня или глубоко скрыла свои эмоции, или ей действительно было все по барабану. Мне она ответила, что для нее это избавление. Между нами, девочками, было видно невооруженным глазом, что она давно потеряла интерес к работе. Но лисичка Юля, начальник параллельного отдела, не преминула ехидно бросить: «Быстро вы подсидели Таню. Кто следующий?»
Я согласилась на предложение директора – не до чистоплюйства мне было.
Теперь мой статус позволил переместиться в комнату к начальникам, а не сидеть в предбаннике. На материальной стороне мое повышение никак не сказалось – я же иностранка! Больше всего меня досадовало именно это. В приватной беседе в долгой дороге до Внуково директор успокоил меня, что сколько бы я здесь ни получала, квартиру в Москве я