Аполлон Григорьев - Одиссея последнего романтика
1 марта 1846
Москва
Элегии{158}
1. «В час, когда утомлен бездействием душно-тяжелым…»
В час, когда утомлен бездействием душно-тяжелымИли делом бесплодным — делом хуже безделья,—Я под кров свой вхожу — и с какой-то тоской озираюСтены, ложе да стол, на котором по глупой,Старой, вечной привычке ищу поневоле глазами,Нет ли вести какой издалёка, худой или добройВсё равно, лишь бы вести, и роюсь заведомо тщетно —Так, чтоб рыться, — в бумагах… В час, когдаобливаетСветом серым своим финская ночь комнату, — сноваСердце болит и чего-то просит, хотя от чего-тоЯ отрекся давно, заменил неизвестное что-то —Глупое, сладкое что-то — суровым, холодно —печальнымНечто… Пусть это нечто звучит душе одномерно,Словно маятник старых часов, — зато для желудкаЭто нечто здоровей… Чего тебе, глупое сердце?Что за вестей тебе хочется? Знай себе, бейсяровнее,Лучше будет, поверь… Вести о чем-нибудь малом,Дурны ль они, хороши ль, только кровь понапраснуволнуют.Лучше жить без вестей, лучше, чтоб не было дажеИ желаний о ком да о чем-нибудь знать. И чего жеНадо тебе, непокорное, гордое сердце, — само тыХочешь быть господином, а просишь всё уз да неволи,Женской ласки да встречи горячей… За этиЛаски да встречи — плохая расплата, не всё лиТы свободно любить, ничего не любя… не завидуй.Бедное сердце больное — люби себе всё, или вовсеНичего не любя — от избытка любви одиноко,Гордо, тихо страдай, да живи презрением вволю.
2. «Будет миг… мы встретимся, это я знаю — недаром…»
Будет миг… мы встретимся, это я знаю — недаромСловно песня мучит меня недопетая частоОблик тонко-прозрачный с больным лихорадкирумяпцем,С ярким блеском очей голубых… Мы встретимся —знаю,Знаю всё наперед, как знал я про нашу разлуку.Ты была молода, от жизни ты жизни просила,Злилась на свет и людей, на себя, на меня ещезлилась…Злость тебе чудно пристала… но было бы трудноужитьсяНам обоим… упорно хотела ты верить надеждамМне назло да рассудку назло… А будет время иное,Ты устанешь, как я, — усталые оба, друг другуРуку мы подадим и пойдем одиноко по жизниБез боязни измены, без мук душевных, без горя,Да и без радости тоже — выдохшись поровну оба,Мудрость рока сознавши. Дает он, чего мы не просим,Сколько угодно душе — но опасно, поверь мне, опасноИ просить, и желать — за минуты мы платимДорого. Стоит ли свеч игра?.. И притом жеРано иль поздно — устанем… Нельзя ж поцелуемВыдохнуть душу одним… Догорим себе тихо,Но, догорая, мой друг, в пламень единый сольемся.
3. «Часто мне говоришь ты, склонясь темно-русой…»
Часто мне говоришь ты, склонясь темно-русойголовкой,Робко взор опустив, о грустном и тяжком бывалом.Бедный, напуганный, грустный ребенок, о, верь мне:Нас с тобою вполне сроднило крепко — паденье.Если б чиста ты была — то, знай, никогда б головоюГордой я не склонился к тебе на колени и страстноНе прильнул бы ни разу к маленькой ножке устами.Только тому я раб, над чем безгранично владею,Только с тобою могу я себе самому предаваться,Предаваясь тебе… Подними же чело молодое,Руку дай мне и встань, чтобы мог я упасть пред тобою.
Май 1846
К * * *{159}
Была пора… В тебе когда-то,Как и во многих, был готовЯ признавать по духу брата…Еще тогда себя за златоНе продал ты в рабы рабов.
Еще тогда тоской стремленья,Тоскою общею томим,Ты не чертил… для примиреньяОбычно-глупого теченьяЖеланьям бешеным своим.
Была пора… но осквернилиМы оба праздною враждойСвое прошедшее, и ты ли,Иль я был прав — мы оба былиРабами глупости смешной.
И вновь мы в стретилися оба,Свела случайно нас судьба,Давно ребяческая злобаПрошла… но, видно, уж до гробаМы вечно будем два раба.
Боясь узнать один другого,Стыдясь взаимной клеветы,Из-за тщеславия пустогоОдин другому руку сноваНе подадим — ни я, ни ты.
20 июля 1846
Старые песни, старые сказки{160}
Посвящены С-е Г — е К.
1. «Книга старинная, книга забытая…»
Книга старинная, книга забытая,Ты ли попалась мне вновь —Глупая книга, слезами облитая,В годы, когда, для любви не закрытая,Душа понимала любовь!
С страниц пожелтелых, местами разорванных,Что это веет опять?Запах цветов ли, безвременно сорванных,Звуки ли струн, в исступлении порванных,Святой ли любви благодать?
Что бы то ни было, — книга забытая,О, не буди, не тревожьМуки заснувшие, раны закрытые…Прочь твои пятна, годами не смытые,И прочь твоя сладкая ложь!
Ждешь ли ты слез? Ожидания тщетные! —Ты на страницах своихСлез сохранила следы неисчетные;Были то первые слезы, заветные,Да что ж было проку от них?
В годы ли детства с моления шепотом,Ночью ль бессонной потом,Лились те слезы с рыданьем и ропотом,—Что мне за дело? Изведай я опытом,С надеждой давно незнаком.
Звать я на суд тебя, книга лукавая,Перед рассудком готов —Ты содрогнешься пред ним как неправая:Ты облила своей сладкой отравоюРяд даром прожитых годов…
2. «В час томительпого бденья…»
В час томительпого бденья,В час бессонного страданьяО тебе мои моленья,О тебе мои стенанья.
И тебя, мой ангел света,Озарить молю я сноваБедный путь — лучом привета,Звуком ласкового слова.
Но на зов мой безответна —Тишина и тьма ночная…Безраздельна, беспредметнаГрусть бесплодная, больная!
Или то, что пережито,Как мертвец, к стенаньям глухо,Как эдем, навек закрытоДля отверженного духа?
Отчего же сердце проситВсё любви, не уставая,И упорно память носитДней утраченного рая?
Отчего в часы томленья,В ночь бессонную страданьяО тебе мои моленья,О тебе мои стенанья?
3. «Бывают дни… В усталой и разбитой…»
Бывают дни… В усталой и разбитойДуше моей огонь, под пеплом скрытый,Надежд, желаний вспыхнет… Снова, сноваБольная грудь высоко подыматься,И трепетать, и чувствовать готова,И льются слезы… С ними жаль расстаться,Так хороши и сладки эти слезы,Так верится в несбыточные грезы.
Одной тебе, мой ангел, слезы эти,Одной тебе… О, верь, ничто на светеНе выжмет слез из глаз моих иное…Пускай любви, пускай я воли жажду,В спокойствие закован ледяное,Внутри себя я радуюсь и стражду,Но образ твой с очами голубымиВстречаю я рыданьями глухими.
4. «То летняя ночь, июньская ночь то была…»
То летняя ночь, июньская ночь то была,Когда они оба под старыми липами вместе бродили,—Казенная спутница страсти, по небу плылаЛуна неизбежная… Тихо листы говорили —Всё было как следует, так, как ведется всегда,Они только оба о вздоре болтали тогда.
Две тени большие, две тени по старой стенеЗа ними бежали и тесно друг с другом сливались.И эти две тени большие — молчали оне,Но, видно, затем, что давно уж друг другу сказались;И чуть ли две тени большие в таинственный мигНе счастливей были, умней чуть ли не были их.
Был вечер тяжелый и душный… и вьюга в окноСтучала печально… в гостиной свеча нагорела —Всё было так скучно, всё было так кстати темно —Лицо ее ярким румянцем болезни алело;Он был, как всегда, и насмешлив, и холодно зол,Зевая, взял шляпу, зевая, с обычным поклоном ушел.
И только… Он ей не сказал на разлуку прости.Комедией глупой не стал добиваться признанья,И память неконченной драмы унес он в груди…Он право хотел сохранить на хулу и роптанье —И долго, и глупо он тешился праздной хулой,Пока над ним тешился лучше и проще другой.
5. «Есть старая песня, печальная песня одна…»
