Человек обитаемый - Франк Буис

На противоположном склоне одинокая ель разлила по земле лужу тени в форме зазубренной стрелы. В мгновение ока с ее ветви вспорхнула сипуха: она перелетела через поле, метнулась за добычей, оцарапав заледеневший снег, и с победным криком набрала высоту, держа в когтях мышь-полевку и медленно хлопая крыльями. До сих пор люди вешают чучело совы над дверью в амбар, чтобы прогнать беду. Подобная идея — бессмысленно пожертвовать живым существом — никогда не придет в голову Калебу.

Покончив с ужином, он вернулся к окну с чистым стаканом и бутылкой настойки, оставшейся еще с прошлого века. Алкоголь обнаружил детали, невидимые трезвому взгляду. Чуть за полночь, когда благодаря крепкому напитку показалось, будто все пришло в норму, на другой стороне долины замерцал слабый свет. Луч приблизился и замер на дороге. Словно буй, принесенный течением и столкнувшийся с препятствием. Затем свет высвободился, отдалился и исчез. В ту минуту луна и звезды спустились к неподвижно застывшей земле, и уже ничто не нарушало это оцепенение.

Шум мотора. Писатель завел привычку уезжать утром примерно в одно и то же время. Калеб подумал, что сосед ездит в деревню, что ему нужны движение, новые знакомства, покупки. Судя по всему, писака никого тут не знает. У него не бывает гостей.

Туман снова бросил якорь у Лё-Белье. Калеб спустился к дороге. На ней не осталось следов, а снегопада ночью не было. Тот луч, наверное, све-тил издалека. Расстояния ничего не значат в темноте.

Дверь по-прежнему не заперта. Калеб вошел в дом, но не стал углубляться в дальние комнаты. Его охватило странное чувство. Он погасил свет, чтобы лучше уловить тонкие нотки аромата. Довольно быстро обнаружил, что они исходят от висящего на спинке стула свитера. Словно собака, Калеб обнюхал рукав. Влажная древесина, корка апельсина и что-то еще — ее кожа. Но это невозможно. Ему показалось. Только этого не хватало. Бывают сны, которые ни за что не пожелаешь увидеть. Их проживают наяву.

Как-то апрельским днем Калеб наблюдал за девушкой, идущей в лучах солнца. Хрупкая внешность боязливого зверька. Он тут же узнал ее. Уже встречал в прошлую субботу.

Когда-то мать в одиночку спускалась в деревню за покупками и заходила в булочную за хлебом. Калеб отправился туда через два дня после похорон и попросил не слишком румяный бублик у этой самой девушки, которая сейчас шла вдалеке.

«Не слишком румяный бублик», — повторила она, улыбнувшись прекрасному молодому человеку, которого видела впервые. Калеб не ответил, смущенный этой обезоруживающей улыбкой. Он отошел в сторону, не в силах оторвать глаз от девушки. Ему почудилось, будто прогремел гром среди ясного неба. Она выглядела моложе Калеба, и он понятия не имел, как использовать эту разницу в возрасте, чтобы обозначить границы, — как бы то ни было, он утратил способность трезво мыслить. Собралась очередь. Девушка отвернулась, взяла бублик и завернула его в тонкую, похожую на шелк бумагу. Калеб порыскал в карманах, протянул положенную сумму, по-прежнему оставаясь в плену этой улыбки и глаз цвета поля. Порывистым движением он взял у девушки хлеб. Она наблюдала за его руками. Хоть они ни разу не встречались, она знала, что перед ней Калеб. Сын колдуньи из Лё-Белье, который унаследовал ее титул. Девушка представляла себе физически изнуренного мужчину, может укутавшегося в звериную шкуру горбуна, способного разговаривать с животными. Его мать всегда отказывалась лечить людей. Сын продолжал традицию. Поговаривали, будто они приняли это решение давным-давно, но никто не знал о причинах, понятия не имел, с какого предка все началось.

Девушка смотрела, как Калеб выходит из булочной, пересекая пустое пространство, которое расчистили другие посетители, уступая ему дорогу.

В тот момент она убедилась, что прекрасное стучится в двери, когда не ждешь, в самом невероятном обличье, как поток света, который проливается на тебя, и тут уже ничего не поделаешь — слишком поздно.

Калеб торопился вернуться на ферму, не понимая, что произошло мгновение назад между ним и этой девушкой. А теперь она шла через поле, словно танцуя в ритме ветра с природой, с травой по пояс, и руки ласкали трепетные колоски дикого ячменя.

У нее на шее висел фотоаппарат. Девушке не пришлось толкать калитку: Калеб, который совершенно не умел танцевать, подошел к ней сам. Она видела его руку на досках из акации — ту самую ладонь, схватившую бублик, умеющую обращаться с деревом, с животными, укрощать одним прикосновением.

— Что вы тут делаете? — сухо спросил Калеб.

— Я потерялась.

— Не очень-то похоже.

Пес подбежал к ним, пролез под оградой и, покачиваясь, прильнул к ногам девушки. Та погладила его.

— Красивый, — сказала она.

Калеб смотрел на очарованное животное.

— Кажется, я подвернула лодыжку, когда перепрыгнула через ручей, вон там, — продолжила она, слегка кивнув в сторону и показав ступню в плетеной сандалии.

— Я видел, как вы шли. Вы не хромали.

Девушка не сводила с Калеба глаз, позволяя псу вдоволь вылизать ладонь.

— Может, вы плохо смотрели, — ответила она.

— Даже если и так, при чем тут я? — спросил Калеб, уставившись на лодыжку.

— Говорят, вы умеете лечить.

Калеб вспомнил о несчастье, которое случилось, когда он позволил Офелии одурачить себя. Умерла его мать. Он без малейшего труда изгнал ту девушку из памяти, решив, что демоны в женском обличье — самые опасные. Однако незваная гостья вдруг пошатнула его убеждения. Он еще ни разу не сталкивался с таким могущественным демоном.

— Вас ввели в заблуждение, и прекратите морочить мне голову.

— Я не морочу. — Опершись о столбик, она сняла сандалию и просунула ступню между дощечками забора. — Пожалуйста.

Калеб метнул быстрый взгляд на лодыжку с блестящей, словно яичная скорлупа, выступающей косточкой.

— Все нормально с вашей ногой.

— Вот и замечательно, вы меня успокоили. — Она надела сандалию обратно.

— Что это за шуточки? — спросил Калеб.

В ответ она лишь взглянула, не произнеся ни слова. Тогда Калеб пожал плечами и ушел прочь. Девушка не сводила глаз, пока он поднимался по склону, а его тень разрезала свет, не потревожив высокую траву, — взамен тот же самый свет словно благословлял его. Пес поколебался с мгновение, а затем побежал за Калебом.

— Меня зовут Эмма! — крикнула девушка.

Калеб сдержался и не обернулся. Но не пес.

Гарри

Гарри только-только припарковался на главной деревенской площади, как вдруг зазвонил телефон.

— Алло, Гарри, как дела?

— Привет, Тома. Нормально.

— Уже освоился?

— Условия спартанские, но мне подходят.

— Тем лучше. Один журналист хотел взять у тебя интервью,