Сибирский папа - Наталия Михайловна Терентьева
Я протянула руку за булочкой и увидела, что нам уже несут горячее блюдо. Темноволосая девушка в красивом темно-красном горском платье с двумя рядами пуговиц до полу поставила кастрюльку в центр стола и вежливо отошла чуть в сторонку, ожидая, когда можно будет положить нам еду.
– Я не очень люблю такую обстановку, – тихо сказала я отцу.
– Что именно тебе не нравится?
– Слуги. Почему она так стоит? Она моя ровесница… И вообще… Мне не нравится, когда одни люди прислуживают другим. Что, мы сами не можем положить мясо?
– Спасибо! – Отец махнул рукой девушке, и она, почему-то виновато взглянув на нас, чуть поклонившись, ушла в подсобное помещение. – Так лучше?
Я вздохнула.
– Ну, наверное. – Открыв расписную кастрюлю, я обнаружила там крохотные голубцы, раза в четыре меньше, чем обычные, закрученные в темно-зеленые листья.
– Чем ты занимаешься? – спросила я, положив себе и отцу по нескольку голубцов и полив их белым соусом.
– А как ты думаешь?
– Не знаю. Надеюсь, что чем-то законным.
– Понимаешь, дочка… Грань закона так зыбка… особенно в нашей стране. Давай я начну издалека. Можно сеять всю жизнь разумное, доброе, вечное, не очень веря в разумность и вечность того, что сеешь, и не понимая, что есть доброта. И при этом нищенствовать, озлобляться от нищеты, от невозможности дать необходимое своим близким, страдать и заставлять страдать семью. А можно заниматься хренью – ведь то, что я делаю, это полная хрень, дочка, я, в отличие от многих, не надуваюсь, произнося слова «мой бизнес», а говорю, как есть. То, что я делаю, не имеет никакого смысла с точки зрения вечности, и даже большой сиюминутной пользы в этом нет. Гм… да. Скажем так – пользы нет, но и вреда большого тоже нет. Но зато я доволен жизнью, у меня прекрасный, красивый дом, лучшая обслуга, вежливая, надежная и профессиональная, моей жене не приходится таскать сумки, стоять у плиты – разве что в охотку. Мы путешествуем в свое удовольствие, моя жена выглядит в сорок на двадцать семь, потому что хорошо спит, бегает по утрам, плавает круглый год, гуляет в лесу каждый день, собственно, она в лесу и живет – она, мой ребенок и я сам, живем в хвойном лесу рядом с белками и зайцами, и при этом с самыми лучшими городскими условиями. Всё это мы можем позволить себе потому, что я, в отличие от твоей мамы и отчима… – отец остро взглянул на меня, – занимаюсь торговлей.
– А что ты продаешь? – с любопытством спросила я.
– Разное! – легко улыбнулся отец. – И рыбные деликатесы, и питьевую воду, и землю, и всякое другое… Что придется.
– Это приносит такие доходы?
– Если у тебя нет своей скважины с нефтью, лучше всего заняться перепродажей, я это давно понял. Я пробовал производить, взял старый заводик консервных банок, но за три года умаялся, потерял много денег и бросил эти глупости. Вернулся к простому и беспроигрышному.
– Разве на торговле нельзя прогореть?
– Так смотря что и как продавать! – усмехнулся отец. – У меня же есть мозги.
– И ты доволен собой?
– Да, абсолютно. Сказал бы мне кто двадцать лет назад, когда я, как ты, учился на втором курсе, что вот так всё сложится… Но мы прекрасно живем, пять раз в году летаем на море или в горы, у нас много свободного времени, чтобы просто жить. Понимаешь?
Я нехотя кивнула. Ведь «понимаю» – это еще не значит, что я согласна.
– Так кто прав? Я или твой отчим, который держит вашу семью на грани нищеты?
– Откуда ты это знаешь? – как можно спокойнее спросила я.
– Знаю, – четко ответил мне отец. – Когда стал общаться с тобой, узнал, это было несложно. Я пытался пару раз присылать тебе деньги, но твоя мать сказала: «Нет, не надо, это оскорбит моего мужа». Это нормально? Я не против твоего отчима, но это нормально?
Я пожала плечами:
– У меня всё есть. И у нас хорошая семья. И никакие мы не нищие. Мы тоже на море ездили – странный вообще критерий… Папа… ну в смысле – мой папа… то есть… – Я взглянула на своего настоящего отца.
Он легко кивнул.
– Мой папа всегда подрабатывает, причем по профессии. У меня хороший телефон, хороший компьютер, я нормально одета. Мы ходим в театр. Едим орехи и фрукты, и мясо… – Я остановилась, потому что мне самой не нравилось, что я как будто оправдываюсь перед ним. За что?
– У тебя есть своя машина?
– Нет.
– Почему?
– Она мне не нужна… – не очень уверенно сказала я.
– Ладно, – кивнул мой отец, – допустим. Твоя мать и ее муж – счастливые люди. Они с головой в своей науке, причем настолько с головой, что, съев тертую морковку и съездив на турбазу, они счастливы.
– Ну да…
– Но ученых – одна стотысячная от всех живущих людей на земле или еще меньше. С наукой у меня не сложилось – не потому что ума меньше, чем у Вали и Вадима, просто не сложилось – я тебе рассказывал, какая здесь была ситуация. Я мог работать учителем физики, возможно, преподавать в техникуме, но я не стал, потому что чувствовал, что моя жизнь проходит впустую.
– А сейчас не чувствуешь?
Папа усмехнулся:
– Наоборот. Я полностью доволен своей жизнью. Я, кстати, художникам помогаю. Нахожу талантливых и помогаю. Посмотришь у меня дома картины, можем съездить к одному самородку, хочешь? Очень интересный человек. Познакомишься с ним, поговоришь. Да?
Я неуверенно кивнула, кляня себя. Куда девалась моя обычная смелость? Я словно не в своей тарелке, не могу быть собой обычной. А какая я обычная? Я с Геной – одна, с Кащеем – другая, с мамой и папой, скорее всего, – третья.
Отец улыбнулся, погладил меня по плечу, которое не болело.
– А еще у меня есть ты! Так на меня похожа. Гораздо больше, чем на Валю. Не вижу в тебе матери. В первый момент показалось – взглянула так знакомо, с вызовом… Но больше ничего нет общего. Смелая, разве что. А внешне – как будто ты
