Великое чудо любви - Виола Ардоне
Еще один момент, рыбка: если юный шалопай рядом, прервись, потом дослушаешь. В противном случае располагайся поудобнее и наслаждайся. Готова? Ну, я начинаю.
Я хотел сказать, что на ближайшую среду тебе придется подыскать другой вариант для занятий йогой, или чем ты там занимаешься. Можешь спросить у матери, не слишком ли она занята планированием очередного выезда на природу, замаскированного под литературный фестиваль, в компании со вторым муженьком, этим вялым овощем, выдающим себя за писателя. Или у брата, если, конечно, у него в перерывах между «Аве Мария» и «Отче наш» найдется время и желание на этого… как там зовут твоего шалопая?
Шучу, дорогуша, я прекрасно помню имена, я же не маразматик! Фаусто, малыш Фаусто, ты ведь назвала его так, чтобы отдать дань уважения другому, большому Меравилье. А заодно удостовериться, что старый домик у моря перейдет по наследству именно тебе. Я также абсолютно убежден, что ты дала ему мое имя не из дочерней преданности, а потому что уже во время беременности пресытилась материнством и решила, что единственный кретин, с которого станется позаботиться о ребенке, пока ты занимаешься аштангой, или чем ты там занимаешься, – это я. И ты попала в точку, малышка, трюк сработал! С другой стороны, именно этому я тебя и учил: можешь воспользоваться ситуацией – воспользуйся. Но теперь, на твою беду, раздолье кончилось. И вовсе не потому, что, как ты меня неоднократно попрекала, я не испытываю особой привязанности к твоему отпрыску. В этом ты ошибаешься: я ни к кому не испытываю особой привязанности. Но, уверяю тебя, будь я способен привязаться к какому-либо живому существу, кроме кота, что каждое утро будит меня в обмен на завтрак, это был бы твой веснушчатый шалопай. А еще хотел тебе сказать, что благодаря регулярности твоих занятий йогой, или чем ты там занимаешься, тебе в конце концов удалось сделать из меня дедушку. Это кто бы мог подумать, а? Я научил его ухаживать за помидорами черри, которые высадил прямо здесь, на балконе, и, по-моему, палец у него зеленый. Ладно, пока еще светло-зеленый. В любом случае, нам было весело вместе, даже несмотря на то, что этот неласковый малыш по-прежнему зовет меня «Фаусто». С другой стороны, ты тоже не звала меня папой. Так какая мне разница? Фаусто – красивое имя, и оно точно мое. А папой может быть кто угодно.
Разумеется, в Альфредо Квалья я никогда не превращусь: тот, когда не занят возней с сиделками, давно стал для своих бесчисленных внуков и правнуков чем-то вроде шута. Однажды я застал его ярко накрашенным, с помадой цвета фуксии, помимо всего прочего, совершенно не подходившей к синюшного цвета коже, и накладными ресницами, поскольку Росселлина получила на день рождения набор кукольной косметики. Альфредо, надо сказать, совершенно не смущало, что его накрасили, как Джину Лоллобриджиду в «Пиноккио» Коменчини, он даже попросил в следующий раз сделать маникюр. Да, прости, я отвлекся. Суть в том, что в следующую среду я никак не смогу, поскольку буду мертв.
Прости за второе голосовое, Вера, но заканчивать на такой ноте мне показалось не слишком удачным. Не хочу, чтобы это выглядело как завуалированная просьба о помощи, понимаешь? Не хочу, чтобы меня спасали. Нет уж, давай договоримся, что 1 января, на рассвете, когда я соберусь испустить дух, ты не объявишься у моих дверей. Мне хотелось бы сделать последний вздох в одиночестве.
И это вовсе не попытка навязать тебе безграничное чувство вины. Никаких запоздалых жалоб в адрес потомков у меня нет, я ухожу без сожалений и даже обвинений никому не предъявляю: ни твоей матери, бросившей мужа ради какого-то детективщика-борзописца, ни твоему брату, изображающему Алешу Карамазова позиллипского разлива, ни тебе самой, которой я нужен, только когда ты соберешься заняться йогой… или чем ты там занимаешься. Мое второе голосовое сообщение лишь поясняет, что первое носило чисто технический характер: подыщи на среду другой вариант. Кстати, по этому поводу у меня есть весьма нехитрое предложение, которое не будет стоить тебе ни гроша: едешь в «Икею», оставляешь своего веснушчатого шалопая в игровой, садишься в машину, едешь заниматься йогой, или чем ты там занимаешься, потом возвращаешься за ним, покупаешь упаковку замороженных шведских фрикаделек ручной работы и пакет чипсов со сметаной, после чего вы, радостные и довольные, едете домой.
Искренне надеюсь, что, дав подобный совет, я полностью исполнил свои родительские обязанности. С миром живых покончено.
Прости за третье голосовое, Вера. Буду предельно краток: на моем счету есть немного денег, это на похороны. Пожалуйста, никаких священников, пусть Дуранте спорит до хрипоты, но я хочу светскую церемонию. Да, с квартирой ничего делать не нужно: я ее продал семь лет назад как голую собственность[26]. Теперь это единственная нагота, которую я могу показать, не вызвав отвращения.
Люблю тебя, малышка. Я когда-нибудь тебе это говорил? Что ж, воспринимаю как «нет».
23
Что, опять?
Нет, Альфредо, я, конечно, все понимаю, но Дебору обвинить не в чем. Это же следствие твоего непреодолимого эротического влечения, что и заставляет тебя повторять определенные…
Холодно? Заперла на балконе и даже свитера не оставила? Да ты радоваться должен, это ведь она подсознательно в любви тебе признается! Ты получаешь удовольствие, изводя ее, она в ответ строго тебя наказывает, выставляя на мороз. Что скажешь?
Какая еще грошовая психология, Альфредо! Я, напомню, полвека в психиатрии! Да какая разница? Ну ушел я из государственной больницы, стал психотерапевтом у богатых позиллипских дамочек, и что с того? А ты писал обличительные статьи – и опустился до отдела культуры, где публиковал снисходительные рецензии на низкопробные детективы. Слушай, нам обязательно переругиваться с балкона на балкон, да еще в канун Нового года? Ну, то есть я в элегантном халате, ты в своей стариковской пижаме… Нет, не спортивный костюм, а пижама, даже отсюда прекрасно видно! Что ж, если ты не против, я пока займусь помидорами, это единственное плодотворное занятие, которое у меня осталось.
Прости, дорогой мой Альфредо, но чего ты от меня хочешь? Да, мы и в самом деле знакомы уже пятьдесят лет, но это не значит, что мы друзья. Какое-то время нам было по пути, и признайся, делясь новостями из лечебницы, я помог тебе сделать журналистскую карьеру. Но хочу тебе напомнить, что пока я сражался в рядах «Демократичной психиатрии», голосовал за радикалов и отбывал срок на благо этой донельзя ханжеской страны, ты голосовал за христианских демократов и лапал
