Смерть приходит с помидором - Светлана Аркадьевна Лаврова
– Ну и что ты выскочила? Сидела бы спокойно на кровати. Эка невидаль – Смерть. Сейчас врачи ее убьют, и мы завтракать пойдем. На завтрак омлет сегодня.
Митя надел на лицо спокойное выражение и зашел в палату. Дежуривший Мигель, красавец, мачо с пистолетом, стоял в позе американского героя, только что перестрелявшего дивизию зомби, и возмущался:
– Так нечестно! Я в тебя четыре пули всадил! У меня больше патронов нету до конца месяца. Давай двигай отсюда! Это моя палата!
Посреди палаты стояла Смерть, в ней просвечивали четыре дырки. Она кивала, соглашаясь со словами Мигеля, но не уходила.
Отодвинув Митю, в палату зашел Макс. Вздохнул, достал из кобуры макаров и погрозил Смерти. Та попятилась, потом медленно втянулась в щель оконной рамы.
– Уважает, – зашептались пациентки. – Заведующего-то во как уважает.
Доктора вышли из палаты.
– Четыре пули! Точно вам говорю, Максим Владимирович, что-то наш отдел закупок накрутил с этими пулями. Не действуют, и все! Наверное, опять тендер выиграли какие-нибудь дженерики, не фирменные препараты. Купили самое дешевое, а оно не помогает!
– У меня тоже такие подозрения, – согласился Макс. – Кто-то из отдела закупок играет на стороне Смерти. Впрочем, они люди подневольные. Возможно, на стороне Смерти играют выше. А как проверишь? Патрон – он патрон и есть. У меня тоже уже ни одного патрона не осталось. Я Ей грозил пустым пистолетом. Не дай бог задержат поставку. Тапочками швыряться будем. Мигель, не забудь, использованные патроны спиши на кого-нибудь из этой палаты, в истории болезни отметь.
– Кирилл Саныч говорил, что Митя здорово Ее помидорами отгоняет, – сказал Мигель. – Может, наши макаровы черри заряжать? Калибр не тот, конечно.
Он пошутил, Митя заулыбался, но заведующий остался серьезен:
– Подумать надо, как сделать. Помидоры красные, а красный цвет у славян издавна был цветом жизни. Да и у других народов тоже. Обереги-узоры красной ниткой вышивали. С французского «помидор» переводится как «яблоко любви», а любовь всегда считалась силой, враждебной Смерти. Ты что-то тут нащупал, Митя. Куплю-ка я помидоров после работы, и мы попробуем. Тем более помидоры гораздо дешевле патронов. Контрольная группа будет стрелять патронами, а основная группа – помидорами. Потом статистику посчитаем, что действеннее.
– Как Она сквозь раму-то пролезла?
– Да рамы старые, прокладки износились. У нас зимой в палатах почему холодина? Батареи-то жарят вовсю. Просто окнам 22 года, прокладки в рамах уже никакие, дует. В щели лезет и холод, и Смерть. Сегодня служебную записку напишу, что необходимо менять окна, потому что Смерть проходит их насквозь. Если повезет, через год-полтора поставят новые. Я уже раз пятнадцать окна заказывал. В экономическом отделе поменяли, а в нейрохирургии пусть больные мерзнут.
Зашли в ординаторскую, и началась обычная утренняя жизнь: кто выписывается, кого на МРТ, кому перевязки да как себя чувствуют вчерашние оперированные.
– Опять звонили насчет Лихарева. Мы решили с ним в конце концов или нет? Пусть привозят?
– Лихарев – это метастаз почки в позвонки?
– Да нет, ты с Лихачевым путаешь. Лихарев – 26 лет, большая астроцитома, проросла ножку моста, тетрапарез, деменция и прочие прелести. Макс против операции (риск запредельный), Алексей Олегович за – терять нечего, а можно облегчить состояние. Но не вылечить, конечно. Решать все равно заведующему.
– Эти рассуждения плохо влияют на климат внутри нашего заведующего. Хотя, конечно, у него, как у каждого грамотного заведующего, есть специальные ворота – что-то сквозь них проходит, а что-то нет.
– У меня дырявые ворота. Поэтому климат внутри меня – брр, хуже, чем на Марсе. Не будем оперировать, ограничимся шунтом. Пусть мальчик еще поживет.
– С тетрапарезом и деменцией? Неподвижный и без мыслей?
– Ну тоже жизнь.
– Второй-то не будет.
– Не знаю, не уверен. Лично я собираюсь родиться снова и прожить следующую жизнь кем угодно, но только не заведующим нейрохирургическим отделением.
– Сегодня такая страшная голова поступает – ужас. Саркома, наверное. Вторая голова на первой снаружи торчит. Я его на приеме спрашиваю:
– Вы, наверное, из далекой деревни, что так поздно обратились?
– Да нет, я из нашего города.
– А кто по профессии?
– Шофер «скорой помощи».
– Ох, совсем непростительно. Почему ждали, пока опухоль до размера дыни-колхозницы дорастет? Ведь уже 18 см в диаметре!
– Да все некогда, а сейчас зима началась, а шапка не налезает, вот я и пришел удалить…
– А помните, весной бабушка приезжала? Милая такая бабушка практически с двумя головами – спереди на лбу огромная опухоль чуть меньше всей остальной головы. Мы поахали и спрашиваем: «Да почему же вы раньше не обратились?» Бабушка совершенно логично объясняет: «Так ниче не болит. А теперь она выросла и мешает: когда к грядке наклоняюсь, опухоль перевешивает, и я в эту грядку носом. Отрежьте ее, сыночки, а то мне в огороде робить надо».
– Варвара, ты посмотрела вчера Николаеву из первой реанимации?
– Посмотрела, посмотрела… Знаешь про нее? 62 года, до поступления к нам нормальное здоровье, доброкачественное новообразование яичника. Прооперирована совершенно без осложнений и проблем, но не просыпается – день, два. Делают компьютерную томографию – никакого очага, никакого инсульта. Я делаю транскраниальную допплерографию – сосуды как сосуды, паттерн затрудненной перфузии с придиркой, очень негрубый, но внутричерепное давление в норме. Седации нет, она сама не просыпается. Делаю энцефалограмму – все замедленно, тета-волны в небольшом количестве, дельта-волн много, особенно в передних отделах. Клинически комы нет, она отворачивает голову при прикосновении и вообще она не комная, там есть сознание. Через три дня в диагнозе появляются слова: перитонит, сепсис. Вылечили. Нет перитонита, нет сепсиса. Через несколько дней начинает выполнять команды, реагирует. Еще через несколько дней – ухудшение, кома-2 и клинически, и у меня на ЭЭГ. На МРТ все нормально. Вчера снова чуть-чуть лучше, признаки сопора на ЭЭГ и клинически, реагирует на свет, звук, прикосновение.
– Ну и твой вывод?
– Тебе он не понравится, Макс. По моему убеждению, она просто не хочет возвращаться. Мне сестры в палате вчера рассказали. Почти перед операцией у ее сына случился инсульт, он лежачий и очень тяжелый. Муж в этом году заболел раком гортани, прооперирован у нас, все не очень хорошо, рецидив, еле ходит, ухаживает за парализованным сыном и ездит к жене в реанимацию. Сын умер, когда она уже лежала в реанимации. Она просто не хочет возвращаться в этот мир, откуда уходят ее любимые люди. Теперь ее в хоспис переводят. А толку?
Ни Варвара, ни Макс еще не знают, что через месяц Николаева умрет в хосписе. Не от опухоли – ее убрали. Не от сепсиса – его вылечили. Просто так.
– Ты вчера отдала на стерилизацию датчик УЗИ?
– Обижаешь. Конечно. Сегодня же я с тобой на гигантскую аневризму.
Глава двадцать пятая.
