Дождь в Токио - Ясмин Шакарами
Изо всех сил борюсь с этим чувством. Ладно, не изо всех сил: голова забита мыслями о том, как губы Кая касаются моих… но я борюсь.
Три сердечка и никакого ответа – хотя прошло уже четыре дня. Почему, Майя, почему? В школе он меня игнорирует. Наверное, боится, что я устрою истерику. Кай делает вид, что ничего не замечает, и я это ценю, но он мог бы подать какой-нибудь знак…
Малу, соберись – сказала бы ты. Не переживай, я сотру Кая с жёсткого диска. Установлю антивирус для сердца. Однако прежде брошу на него ещё один быстрый взгляд, последний крошечный взгляд…
Закончив писать, я украдкой смотрю через плечо. Там, на последнем ряду, сидит он, как всегда очаровательный – и… озадаченно глядит в ответ?
Сердце ёкает. Почему-то весь класс пялится на меня. Поспешно отвернувшись, я обнаруживаю, что перед партой стоит госпожа Нода.
– Не похоже, что в записях идёт речь о делении клеток, – она пробегает своими глазами по моим конспектам по биологии. – Или твою хромосому зовут Кай.
Меня парализует от шока.
– Малу-сан, ты всю неделю какая-то рассеянная, – учительница наклоняется ко мне. – Мне стоит беспокоиться?
Губы у меня будто склеились – не могу ими пошевелить.
– Нет, Нода-сенсей, – отвечает Ая вместо меня. – У Малу всё хорошо. Она просто ждёт важное сообщение.
– Это правда? – госпожа Нода пытливо смотрит на Аю.
– Да, Нода-сенсей, очень важное сообщение.
– От кого, дорогая?
В диспетчерской у меня в голове начинает выть сирена.
– Хм… от стоматолога.
Фух.
Ая с умным видом заглядывает ко мне в тетрадь:
– От стоматолога, доктора Кая.
Душа покидает тело – не забыв показать мне средний палец.
– Ох! – понимающе кивает учительница. – У тебя болят зубы, Малу-сан?
Ая бьёт меня по ноге.
– Да, зубы болят, – сиплю я.
– Ужас! – госпожа Нода стучит по полу тростью. – Надеюсь, что стоматолог…
– Доктор Кай, – добросовестно подсказывает Ая.
– Надеюсь, что доктор Кай скоро с тобой свяжется! Ая отведёт тебя в медпункт, если боли усилятся.
Госпожа Нода ковыляет обратно к доске. Ая, явно довольная своим умением решать кризисные ситуации, триумфально улыбается.
В голове хаос. Последние клетки мозга, проводя расчёты, неизменно приходят к одному и тому же результату: этот ущерб ничем не исправить. Опозорилась на славу. Всё, после школы соберу чемоданы и уплыву в Европу. Счастливо оставаться. Adieu.
В пенале вспыхнул свет – телефон. Затаив дыхание, я кошусь на Аю: та шушукается с Момо. Поднимаю глаза на госпожу Ноду, которая рисует на доске спагетти (или хромосомы).
Тайком, тихо и спокойно разблокирую телефон.
Одно новое сообщение от Кая.
Вздрагиваю, как от удара током.
Два новых сообщения от Кая.
Душа возвращается в тело и взбудоражено надевает очки.
Три новых сообщения от Кая.
Глубоко вздохнув, открываю чат.
Большая перемена, на крыше.
Во втором сообщении – подробное разъяснение (для тупых).
Доктор Кай.
Вне себя от радости, я печатаю в ответ вспотевшими пальцами: «Хорошо».
Сердце почти выпрыгивает из груди, когда я открываю тяжёлую железную дверь и выхожу на террасу на крыше. День сумрачный, солнце светится зеленоватым за зловещим водоворотом облаков. Моя школьная форма мокнет под тёплым моросящим дождём.
– Никто не любит стоматологов.
Кентаро сидит на вентиляционном блоке и смотрит на небо. Воротник белой рубашки расстёгнут, бордовый галстук лежит рядом на полу.
– Сначала ты называешь меня Кай, а теперь моя профессия – выковыриваю кариес из ртов посторонних людей? Что за грязные фантазии ты воплощаешь в жизнь за мой счёт, додзикко.
– Это Ая отправила сердечки! – выдавливаю из себя я.
Он прочищает горло:
– Я подозревал. Ты не настолько милая.
– Ты подозревал, – повторяю я. – Но сомневался.
– Что? – Кентаро отрывает взгляд от облаков и переводит его на меня.
– Иначе спокойно бы мне ответил, – я скрещиваю руки на груди. – Не скажу, что ждала от тебя сообщения. Но было бы неплохо, если бы ты подал признаки жизни! Я уже начала волноваться.
– Ты каждый день видишь меня в школе, – сконфуженно замечает Кентаро. – И знала, что я жив.
– Это другое.
– Додзикко, к тебе есть какие-то инструкции?
– И вообще-то я могу быть милой! – фыркаю я, обиженно отворачивая голову.
– Теперь понятно, что происходит, – лучезарно улыбается Кентаро. – Ты скучала по мне.
– Что, прости? – задыхаюсь я, чувствуя, как кровь приливает к щекам.
– Почему не скажешь об этом прямо, додзикко? – встав, он решительно идёт ко мне.
– Ты чего? – шиплю я.
Кентаро не отвечает, лишь ускоряет шаг. Теперь нас разделяют считанные сантиметры – а он идёт всё так же уверенно и целенаправленно. Я пячусь.
Кентаро останавливается, будто почувствовав ужасную боль.
– Всё хорошо? – озабоченно уточняю я.
– Заклинание против ёкаев, – ахает он.
– Т-ты хочешь меня?..
Ноги подкашиваются.
– Поцеловать? Да, – довольно усмехается он.
– Ну тебя! Просто дразнишься! – вскрикиваю я, надеясь, что Кентаро не заметил, как горит моё лицо.
– Кто знает… – Кентаро возвращается к вентиляционному блоку и надевает галстук. Застегнув все пуговицы и разгладив складки, он произносит со стоическим спокойствием: – Перейдём к делу.
Над нами проносится вертолёт, тысячекратно отражаясь в зеркальных стёклах зданий.
– Жду тебя в пятницу вечером в семь часов у магазина UNIQLO в Синдзюку. Приходи голодной. Чем голоднее, тем лучше. Скажи принимающей семье, что вернёшься поздно. Прояви изобретательность, придумай что-нибудь достойное Кая.
Я таращусь на него с открытым ртом.
– Не бойся, я пришлю подробный маршрут.
– Я знаю дорогу к UNIQLO!
– Додзикко, ты открываешься с новой стороны! – присвистывает он.
– Как ты выяснил, что в пятницу у меня день рождения?
– Ая сказала.
– Что? – в шоке переспрашиваю я.
– Она планирует грандиозную вечеринку и уже несколько дней бомбардирует меня сообщениями.
– Г-грандиозную вечеринку? – меня охватывает паника.
Кентаро кивает:
– Приглашено полшколы.
– Боже.
– Так и думал, что ты не обрадуешься.
Я в отчаянии хватаюсь за голову:
– Это кошмар!
– Лучше прямо сегодня скажи Ае, что уже договорилась с доктором Каем. Без сомнений, она тебя поймёт, ведь знает, как ты по нему… скучаешь.
– Не доктор, просто Кай! – шиплю я, нервно расхаживая туда-сюда. – Хорошо, только никакой банальщины!
Теперь Кентаро вопросительно наклоняет голову:
– Я говорю о дне рождении. Никакой сентиментальщины! Никакой слащавости!
Он громко смеётся:
– Договорились. Ты даже не поймёшь, что у тебя был день рождения.
– И никаких подарков! – запальчиво требую я.
– Понял-понял, додзикко, – мягко отмахивается он. – Но рано или поздно тебе придётся рассказать Ае о нас.
– О нас? – каменею я.
– Да, – кивает Кентаро. – Кажется, ты много для неё значишь.
– Нет никаких нас!
В глазах Кентаро вспыхивает пламя – опасное и чарующее.
– Есть, додзикко. И ты
