Наталья Копсова - Русская жена
Подругин взор на секундочку затуманился, но она быстренько взяла себя в руки и пальчиком принялась любовно водить по гравированным рукояткам.
- Ты посмотри, как узоры тонко выкованы: вот олень прячется в ветвях, вот барс, а это орел. Им ведь в самом деле цены нет, сейчас такую работу никто повторить не сможет.
Последовав подругиному приглашению, я осторожно потрогала все кинжалы, а самый большой, тяжелый и оттого наиболее низко висящий, достала из ножен и восхищенно поцокала языком: острый. Чтобы завершить малоинтересную для меня беседу о холодном оружии, пришлось задать подруге самый традиционный в ее положении вопрос о самочувствии.
- Ой, Натулечка, ведь ты бы меня, встреть случайно, не сразу бы и узнала, верно? Целых четырнадцать килограммов прибавила, ужас, да? А до родов еще два месяца. Но и с Борькой точно так же было, ничего тут не поделаешь... А сейчас мне нужно подкрепить тебя с дороги, а то вон какая бледненькая. Испекла тебе два пирога: курник и капустный. Ты какой больше любишь? В оба добавила немного грибочков и укропчика для вкуса.
Мы с Оленькой сошли вниз на кухню. Пока я лакомилась изумительными по вкусу пирогами, подруга принялась передо мной слезливо исповедоваться, жалостливо подперев кулачком щечку. Время для откровений было самое подходящее: Гунар и дети, видать надолго, пропали из дома по своим делам.
- Родители засобирались уезжать, тут-то грусть-тоска меня и окрутила и до сих пор сушит. Так вместе с ними захотелось домой, что совсем невмоготу стало. Плакалась мамочке в жилетку, как в стихах: "Поклонись от меня спелой ржи". Глупо, да? А после родительского отъезда началась вся эта волынка с тошнотой. Знаешь, Натусь, только тебе скажу - дурные предчувствия не дают мне покоя. Снятся какие-то сумбурные сны, и никогда не могу вспомнить, о чем, но все равно знаю, что они мерзкие. Страшно и противно каждое утро просыпаться от ощущения, что лежишь в скользкой и липкой кровавой луже. Веришь, теперь до смерти боюсь засыпать. Перед сном молюсь, молюсь. Сижу вот на антидепрессантах, да они не помогают. А ничего посильнее женщинам в моем положении нельзя. О будущем даже думать боюсь. Что-то должно случиться! Что-то ужасное обязательно случится!
Я, насыщенная до отвала Ольгиными пирогами и страшными рассказами, вся преисполнилась житейской мудростью и убежденно принялась рассуждать о всевозможных физических и психических сложностях во время интересных положений.
- Главное, что ты здорова и ничего у тебя не болит. И вообще, по большому счету, кроме снов ничего не беспокоит.
Пытаясь как-то отвлечь девчонку от меланхолической темы, на которой та просто зациклилась, я поинтересовалась ее теперешними взаимоотношениями с мужем. По правде сказать, я ее супруга терпела едва-едва и знала, что при произнесении вслух его двойного имени у меня автоматически сжимаются зрачки и губы. Гунар-Хельвиг взаимно не испытывал ко мне особой душевной теплоты. Как-то раз из Оленькиного опрометчивого ротика вырвалась дополненная фраза ее одичалого лесоруба: "Эта твоя Наталья имеет маниакальную склонность к неуважительной ни к чему серьезному болтовне".
Само собой, что для подобной оценки у лесоруба даже нужды не возникло хоть в мало-мальских знаниях русской словесности. Однако, по словам Ольги, теперь выходило, что Гунар-Хельвиг стал совсем другим человеком. Если поживу у них подольше, то увижу воочию. Например, в тайне от жены он просил ее родителей приобрести для него в России платиновые в бриллиантах серьги, крестик и колечко. Гунар вручил Оле драгоценности в день ее рождения. Подарок супруга обрадовал подружку, даже несмотря на то, что ее мамочка, конечно же, не выдержала и выболтала секрет заранее. Меня же Оленька предупредила, что свои новые украшения продемонстрирует лишь после того, как я съем по дополнительному куску от каждого из ее пирогов. Перстенечек я все же увидела на Оленькином слегка отечном указательном пальчике. Ее пироги отличались отменной вкуснотищей, но были сытными до кирпичной тяжести в желудке. Я их больше есть не могла. Вообще ничего не хотела, даже лимонно-смородинового чая. Пришлось Ольге отступиться с уговорами.
- Как хорошо, что ты смогла приехать. Вот тебе мой план на вечер: сейчас пойду покричу детей домой. Им и Гунару дам по куску пирога, и всех отправим на боковую. После напьемся чаю и будем болтать, сколько влезет, а ты еще, может быть, поешь... Мне нужно об одном деле с тобой посоветоваться... А если Гунар спать не пожелает, усажу его смотреть видео. Вообще-то, он так устает в лесу, что любит ложиться рано. Да ты не беспокойся - в любом случае стать нам помехой ему не позволим, и точка.
Гунара-Хельвига удалось обнаружить в гараже и напоить-накормить до полной отключки. Все, как Оленька и планировала. А вот дети из леса так и не откликнулись, хотя начало смеркаться. Я забеспокоилась и приняла решение самой отправиться на поиски малышей, несмотря на абсолютную безмятежность подруги по данному поводу. Конец сентября, а теплынь просто отменная. Чудо, да и только, в этом году. Весь день можно проходить в шортах, майке и босоножках. Лишь под вечер становится прохладно, и листья вокруг сплошь золотые, зеленых совсем не осталось. Пуще горной козы я взбиралась все круче и круче, но детишки даже следа не оставили. Может быть, они, действительно, где-нибудь на соседнем участке, а то и в гости к соседям заглянули? А как в сентябрьском лесу хорошо! Запах-то какой: спелости, ветра, грибов, пряных листьев - все вперемешку. Да разве в лесу можно нервничать? Тут надо вкушать блаженство и истому дня да большими кусками их заглатывать вместо пирогов, от которых недолго и растолстеть. Завтра попробую тут грибов поискать, а у Оли не забыть выяснить: в ее курнике грибочки покупные или вот из этого лесочка. Отчего бы не присесть на пенечек, не проветрить после поезда отяжелевшую голову? Помню, в Москве в сентябре была традиция: ездили с подругами в розарий Ботанического сада. Боже, каких только роз там не расцветало в это время года! А до чего же некоторые были странными и по виду, и по цвету, и по головокружительности аромата. Помню, например, лилово-черную игольчатую с запахом ландышей. После роз шли кормить павлинов. Павлины в Ботаническом саду жили разборчивые и всем другим лакомствам предпочитали Бородинский сорт хлеба.
Расслабленная и умиротворенная лесной тишиной и прозрачностью вечерней прохлады, я поднялась с благородного пня и направилась к дому подруги. На этот раз лесной, а не морской Эол - вездесущий бог - вседержитель ветров, принялся развевать кудри на моей бедовой головушке.
Ребятишки давно были дома, я растроганно перецеловала их по очереди. У моих глазки совсем закрывались, и Оля быстро увела всех троих наверх, где принялась хорошо поставленным томным голосочком напевать им колыбельную про волчка. Наконец она спустилась и облегченно вздохнула:
- Ну все, вроде всех угомонила. Теперь посидим.
Разливая чай из музыкального чайничка в чашки с мерцающими в них ликами прекрасных японок (часть чашек Борька разбил - разве убережешь от такого беса!), лучшая подружка еще раз радостно выпалила начинающими розоветь губками:
- Да, теперь живем!
Вдобавок к пирогам Оленька еще умудрилась соорудить сливочно-бисквитный торт с цукатами. Я попробовала и тут же запросила у нее рецептик тающего во рту чуда. Любезная моя сильно призадумалась, и дополнительные сиреневые тени то ли усталости, то ли озабоченности моментально легли кругами под ее газелеподобные, несмотря на их некоторую современную заплывистость, глазки. Сразу стало заметно, что торт был сложен в исполнении. Как-никак в нем семь различных слоев.
- Рецепт я тебе напишу завтра, ты пока просто ешь. Знаешь что, подруженька дорогая, мне до зарезу нужен твой совет по одному делу.
Тут на Олино лицо окончательно легла мало его украшавшая тень озабоченности, и я моментально насторожилась, решив, что речь пойдет о каких-нибудь очень глубоко скрытых пороках Гунара-Хельвига. Но Ольга завела речь совершенно об ином.
В гости к ее родителям зачастила ее бывшая свекровь, которая отчаянно старалась выпытать у них новый адрес любимых сношеньки и внучка. У Оленьки всегда были самые распрекрасные отношения с мамой ее бывшего русского мужа.
- Мы с Наташей, свекровь звали, как тебя, и она строжайше требовала обращаться к ней только по имени, всегда вместе ходили красить волосы. Именно она приучила меня каждые два месяца то блондинкой появляться, то шатенкой, то рыжей. Стерва она вообще-то порядочная, но ко мне относилась хорошо. Воспитывала: женщина всегда должна быть, как новая, и сиять, как золотой полтинник, вот тогда и мужу никогда не надоест. Отчего все мужские измены? Да сами женщины опускаются донельзя, индивидуальность свою теряют, растекаются, распускаются, что твоя творожная масса, а потом канючат: "Я мать его детей, кормлю, стираю, готовлю, а он..." Моя свекровь не потерпела бы подобное, а посему следила, чтобы я держала форму. Она теперь хочет написать дарственную на Бореньку, чтобы ее дача в Крыму стала бы его собственностью. Покойный свекр, а он был адмирал флота, дачу себе отгрохал отменную, что и говорить: огромный кусок пляжа огорожен высоким забором, каменный домище в три этажа с водопроводом, горячей водой и всеми прочими удобствами; сад, правда, заросший и старый, но зато фруктов полно. Нынешней весной с дома часть крыши снесло ураганом. Чинить денег нет, а продавать она не хочет. Предлагает отписать дачу Бореньке. Свекровь всегда была от внука без ума. Я рассказала Гунару, а он, упрямый, заладил: "Теперь это мой ребенок, и он ни в чем не нуждается". Ему что Крым, что Кольский полуостров - едино. Олух царя небесного! России боится как огня. Вот сижу и никак не придумаю, как же быть? Такая шикарная дача, и свекровь продаст! А у Бореньки, когда вырастет, мог бы быть неплохой капиталец, а? Крышу мой отец запросто починит... Что ты, солнышко, думаешь по этому поводу? Как же мне поступить?
