Наталья Копсова - Русская жена
А впрочем, мой муж меня здорово обрадовал. То ли его крупная нефтестроительная компания учла наши пожелания, то ли просто так повезло, но он приехал из Осло и рассказал, что снятая для нас часть дома со стороны веранды имеет чудесный вид на небольшой заливчик, сосновую рощицу и катерную станцию на противоположном берегу.
Таким образом, наш переезд стал делом предрешенным и оставалось только уложиться, упаковаться, экипироваться, заказать транспорт и помахать Рисору ручкой.
Темнеет в мае поздно, и мне едва-едва удалось выловить из сада шалунишек, с большим трудом их угомонить и почти насильно разложить по кроватям. Резкий, неожиданный звонок в дверь напугал: вдруг как любопытные озорники сразу же и выскочат из своей комнаты, поди потом угомони их снова... Однако озорники и шалунишки, видно, так здорово устали за день от баловства, беготни и хохота, что уснули крепчайшим сном.
- Кто бы это мог быть? - лениво думала я, нехотя торопясь к двери. Наверное, соседи.
Но Бог миловал, на пороге краше утренней зорюшки алела-смущалась моя Оленька. Оленька была все такая же чудесная, к которой более всего на свете подходило слово "прелесть", только на этот раз она имела волосы рыже-каштанового оттенка, остриженные в стиле двадцатых годов. Оля долго молчала потупившись, а я молча любовалась ею. Наконец, она вполне собралась с духом и решилась:
- Небось, сердишься на меня, Наташенька? Скажи уж сразу: я зря зашла?
Эх, опять чарующими звонами серебряных колокольчиков заласкал мои уши ее нежный голосочек, и ничего нельзя было с этим поделать.
- Оленька, солнышко, да я о тебе только сегодня думала. Думала: вот Ольга совсем, видно, онорвежилась, так и не придется больше увидеться. А ты тут как тут, легка на помине.
Ольга наконец перешагнула порог и порывисто обвила мою шею точеными, всегда смуглыми рученьками. Потом в ту же шею она виновато уткнулась носом и влажными губками горячо зашептала о своих, всегда мятежных чувствах.
- Да нет, Наташенька, ты моя самая хорошая - как я тебя забуду? Нет-нет, все не так. Ох, как много сил у меня уходит, чтобы под Гунара подстраиваться. Мне было непросто, но я думала-думала, решала-решала и поняла, что это - судьба. Да ты сама все знаешь... Тут вдруг узнаю, что ты уезжаешь. Не поверишь, как я ревела. Сама не ожидала. Даже Гунар спросил, о чем? Честно ему все рассказала, что на душе, а он в ответ: "Ты с ней уже месяца три не виделась, жила же себе". Это, конечно, правда. Я же жила. Но в глубине души всегда знала и помнила, случись что - родная русская душа рядом. Хоть есть кому выплакаться, тоску-печаль развеять. А теперь что? Моя Наташка уезжает, а я остаюсь.
Я почувствовала, что Ольга собирается не на шутку разрыдаться, поэтому заворковала умиротворяюще, с нежностью поглаживая подругу по подрагивающей спинке.
- Да ладно тебе так убиваться! Мне, конечно же, приятно, но так что-то совсем заупокойное получается. Я ведь не так далеко уезжаю, всего-навсего в Осло. Будем друг дружке звонить, и наверняка удастся свидеться не раз.
В последний раз Оленька женственно всхлипнула, маленьким, но крепким кулачком отерла с загорелой щечки одинокую слезинку и грациозно встряхнула новой стрижкой под женщину Смерть из фильма с Мэрил Стрип "Смерть становится ею". Мне этот фильм тоже нравился.
- Да это я так, по бабьей глупости. Не обращай внимания, само пройдет. На самом деле я знаешь как рада, что ты не в обиде! И вообще, у меня есть другая огромная-преогромная радость: ребеночка жду. Помнишь, загадывала на твою Машеньку? Хочу такую доченьку.
Оля улыбнулась загадочной улыбкой Джоконды и слегка потянулась от удовольствия, совсем как это практикуют домашние кошечки.
- А что мы все в дверях топчемся? Проходи, Оль. Посидим, поболтаем, чайку попьем - как раньше бывало. Игорь прилип к телевизору, ему не до нас: смотрит сериал "Пиковый туз".
Широким, радушным жестом я пригласила подругу войти. Но она отступила чуть назад и принялась отнекиваться.
- Нет, нет. Я только на пять минут, пока Гунар заливает бензин на автозаправке. Мы вылезали в кино на Бэтмена, очередная серия и, кстати, довольно забавная. Сами еще не видели? А когда вы намереваетесь перебираться? Я вот что думаю. Попрошу-ка Гунара на следующие выходные обменяться с братом автомобилями. У того имеется большая машина с фургоном, и мы вас перевезем. Запросто все туда уместимся вместе с вещами, а дорогой всласть с тобой наболтаемся. Только предупреди Игоря, чтобы не вздумал предлагать Гунару деньги. Что ты так неуверенно киваешь? Поняла меня? А не то, смотри, рассержусь.
В прощальном поцелуе Оленька вновь обвила мой стан красивыми, мягкими ручками и ненадолго прижалась, горячая-горячая, к самому сердцу. Оторвалась будто бы с сожалением, быстро застучала прочь по плиточкам тонюсенькими каблучками сияющих в сумерках босоножек и сбежала вниз с кокетливо-томным воздушным поцелуем.
* * *
Гунар-Хельвиг в самом деле позвонил на следующий же день и предложил помощь в перевозке вещей. Я высказала опасение, что Оле в ее положении будет тяжело провести в машине четыре-пять часов туда и столько же обратно, и, повинуясь чувству долга, попыталась ее отговорить от утомительного путешествия. Но она упрямо заверяла (да так оказалось на самом деле), что наше путешествие пройдет шикарно, а самочувствие ее самое завидное, несмотря на пресловутый первый триместр беременности, в который всем всегда довольно муторно. Да и потом, в дороге, Ольга все сама себе удивлялась и громко хохотала, что вот теперь-то самое время ей заделаться либо спринтеркой, либо стайеркой, а может, даже в марафонки податься - столько нерастраченных сил в ней гуляет. А когда была беременна Боренькой, совсем иначе было: с постели подняться - целая проблема, несмотря на тогдашние свои восемнадцать лет. Слабость и депрессия. От любого запаха выворачивало наизнанку, да и без всякого запаха выворачивало еще хлестче. Надо же: две беременности, а такие одна на другую не похожие. Первая беременность от русского мужа, а вторая от норвежского. Наверное, и дети будут разными, хорошо бы - дочурка.
Умиленно полюбовавшись на своих крошек, всецело поглощенных игрой в гугусов, мы с подружкой вспомнили отечественные роддома. За ними - саму матушку-Россию, да так, что чуть всплакнули. После чего Оля со знанием дела проинформировала меня о разнице в ценах на шелковые занавески, хрусталь, золото, серебро, изумруды, бриллианты там и тут. Мужчины вели на английском умную беседу об аккумуляторах, дизелях и карданных валах. Переехали хорошо: душевно и весело.
* * *
Расставшись, мы с Олей начали перезваниваться едва ли не каждый день. Летом к ней наведывались родители. Я в аэропорту их встретила и благополучно пересадила на автобус южно-норвежского направления. Гунар-Хельвиг в те злополучные для него дни сильно повредил себе руку и приехать за родственниками не смог. В общем, и у Ольги, и у меня жизнь шла своим чередом. Вместе с мужем и детьми мы попривыкли, обустроились, побродили по ословским музеям, паркам, театрам и выставкам - так сказать, насытились доступной цивилизацией, съездили в отпуск. Столица страны викингов показалась мне милой и уютной; вне всякого сомнения, здесь я чувствовала себя гораздо лучше, чем в провинциальном малообщительном Рисоре. К концу лета для меня вполне обозначились излюбленные в новом городе места. В родной Москве я обожала Парк Горького, на который глядели через реку окна моего дома, Чистые пруды, Сретенку с Солянкой и ВВЦ (бывшая ВДНХ).
В норвежской столице меня особо пленял Парк Вигеланда своей неимоверной монументальной силищей и Акер-Брюгер (Поле мостов) многочисленностью милых, уютных корабликов-кафешек у самого синего моря, где усаженные за чугунные столики скульптуры обедающих были столь гармонично окружены и в самом деле обедающими посетителями. Во время дождей вечно обедающие выглядели несколько одинокими, но в любом случае ничуть не потерявшими аппетита. В Осло напрочь отсутствовали размах, шик и грандиозность, свойственные столицам мира, но также не встречались вездесущие ажиотажно-суетливые столичные толпы. Местную столицу отличали завидные неторопливость, расслабленность и покой малого города, но при наличии всех положенных по штату атрибутов большого. А все же я начинаю потихонечку стареть, раз так прельстилась тишиной и покоем верный признак.
В середине сентября мужу предстояло уходить в море на монтаж платформы, и по телефону я Оле о том пожаловалась. Она прямо-таки возбудилась, опрокинув на меня несколько бессвязный монолог:
- Будешь с детьми гостить у меня, и слышать ничего не желаю. Мне надо, чтобы ты была рядом. Со мною что-то странное творится. Да нет, не только здоровье, хотя почему-то теперь, на седьмом месяце, началась вся эта муть-круговерть, которая, по идее, должна была бы случиться вначале. Напрасно я так радовалась, что проскочила, однако дело не только в этом. Душу кто-то мне сосет, да вдобавок камнем тяжелым сердце придавил. Ох, нехорошим камнем, черным - замогильным. Моченьки нет больше терпеть - видно, сглазили. Ты, Наташенька, приезжай. Может, с тобой мне полегчает, с тобой всегда легко. Очень прошу, если хочешь, приезжай.
