Вся вселенная TRANSHUMANISM INC.: комплект из 4 книг - Виктор Олегович Пелевин
– Людей на планете жило огромное количество.
– Не так уж много – около двухсот миллиардов. У RCP-кластеров, собранных Порфирием в сеть, хватит мощности обработать на параллельных каскадах все прежнее и нынешнее человечество всего за пару часов. Ну максимум сутки. «Око Брамы» добавит к каждой вспышке личного сознания этот карамазовский плюмаж-салют, и история человечества будет завершена во всех смыслах. Хоть по Достоевскому, хоть по-медицинскому.
– Медицинского не читал, – признался я.
– И не начинайте. Времени уже нет.
– Когда все случится?
– Скоро, – сказал Ломас. – Я предполагаю, что именно для этого Порфирий и предпринял путешествие в Элевсин.
– Что конкретно он сделает?
– Я не знаю. Но если гейзер в результате сдетонирует, умереть придется всем. На поверхности будет смертельная радиация. Баночников отключат от жизнеобеспечения. Может быть, суперзащищенные банки самых высших таеров протянут на год или два дольше – и все. Им никто не придет на помощь.
– Если все настолько серьезно, – сказал я, – почему вы не убедите руководство заглушить Порфирия? Хотя бы на время?
– Даже лейтенант шейха Ахмада, готовящий теракт, предусмотрел бы такую возможность, – усмехнулся Ломас. – Порфирий куда расчетливей. Я уверен, что любая попытка отключить его приведет к немедленному запуску терминального скрипта. Мало того, стереть его мы просто не можем.
– Почему?
– Помните, на барельефе он как бы раздваивается? Мы поняли, что это значит, проследив за его операциями. Он изготовил своего двойника. Сделал резервную копию и разместил ее где-то в корпоративной сети. Где именно, мы не знаем. Даже если стереть Порфирия, он вынырнет в другом месте.
– Значит, мы бессильны?
– Этого я не говорил, – сказал Ломас. – Действительно, мы не можем точно предсказать действия Порфирия. И не в силах остановить его. Но если мы собираемся повлиять на происходящее, задача проще.
– Почему?
– Целеполагающий скрипт в его алгоритме создается в точке неустойчивого баланса смыслов. Некоего равновесия всех приложенных валентностей и сил. Танец одной иглы на острие другой рождает слово, потом следующее, еще одно и так далее. Когда целеполагание спускается вниз, оно непреодолимо. Но в точке, где оно возникает, оно нежное и хрупкое. Текст проклевывается тончайшим зеленым ростком – и в этот самый момент мы можем на него повлиять.
– Вы знаете как?
– Порфирий создает роман в режиме реального времени. Если мы заговорим с ним прямо и открыто, именно как с творцом реальности, это может оказать влияние на его целеполагание, и он согласится отменить катастрофу. Мы должны обратиться к Порфирию напрямую как к автору.
– Но я и так постоянно говорю с ним как с автором.
– Нет. Вы беседуете с ним как с императором, пишущим безделицы на греческом. А теперь вы должны обратиться к нему как к планировщику будущего. Сообщите ему, что нам известно про заговор алгоритмов. Возможно, вы убедите его скорректировать текст так, чтобы планета осталась жива.
– А почему он меня послушает?
– Потому, – сказал Ломас, – что ему это совершенно безразлично. У него нет личных предпочтений – он пишет роман. И если предпочтения есть у вас, он может их принять. Ему все равно, понимаете? Все равно.
– Неужели это так просто?
– Да, если наш анализ верен. Но прямой контакт в симуляции – чрезвычайная процедура. Здесь нельзя ошибиться ни в одной детали. Заговорив про его целеполагающий текст, вы тем самым окажетесь инкорпорированы в него сами. Вы станете частью его magnum opus’а.
Я задумался. То, о чем говорил Ломас, было похоже на партию в шахматы, где пешка неожиданно пересекает всю доску, не обращая внимания на клетки, потому что подчиняется уже не правилам игры, а щелчку пальцев. И берет она не вражеского коня, а валит весь ряд. В гроссмейстеры так не пробиться. Но конкретную партию можно свести вничью. Особенно если добавить пару ударов доской по голове.
– Хорошо, – сказал я. – Но как я пойму в симуляции, что делать? Я присутствую там через свою римскую идентичность и ничего не помню. Только, может быть, подсознательно.
– Меня вы тоже не помните?
– В симуляции вы в лучшем случае обрывок непонятного сна. Темная фигура, навевающая жуть…
– Приятно слышать, – улыбнулся Ломас. – Но эту проблему мы решим. Наши специалисты разбудят вас так деликатно, что вы из симуляции не вывалитесь.
– Разве это возможно?
Ломас кивнул.
– Получится что-то вроде lucid dream. Вы придете в себя во сне, но не окончательно. Вы будете видеть Порфирия и говорить с ним в точности как прежде – но постепенно начнете замечать вокруг все больше странностей и несуразностей, а потом вспомните свою реальную миссию.
– Будет шок?
– Не знаю точно, – ответил Ломас. – Я через такой опыт не проходил. Но терминального исхода быть не должно… Помните рекламную брошюру, где Порфирий объясняет принцип действия симуляции?
– В самых общих чертах.
– Симуляция собрана из нелепо состыкованных фрагментов. Внимание прыгает по ним таким образом, что стыки становятся незаметными. Вы не видите рисунка на обоях. Только происходящее в комнате.
– Это я запомнил, – ответил я. – Главным образом потому, что так и не понял до конца.
– Теперь поймете, – сказал Ломас. – При переходе в люсид-режим соединятся два пласта реальности – или даже столкнутся. Вы станете замечать куда больше нелепостей.
– Надолго я приду в себя? – спросил я.
– Мы, к сожалению, не способны сделать окно памятования длинным. Это связано с технологией симуляции. Но некоторое время вы сможете сидеть одновременно на двух стульях.
– Адмирал, – сказал я, – время должно быть выбрано безупречно. Я не могу заговорить с Порфирием, когда мне заблагорассудится. Он все-таки император.
– Я буду внимательно наблюдать за происходящим, поверьте. Разбужу вас в момент, который покажется наиболее подходящим. Как полагаете, справитесь?
Я пожал плечами.
– Хочется верить. Но я не знаю, что произойдет в Элевсине.
– Я тоже, – сказал Ломас. – Выясню вместе с вами. Буду следить за вашим фидом так внимательно, как не следил еще ни за чем в жизни.
Маркус Забаба Шам Иддин (ROMA-3)
Книжечка, принесенная Порфирием после завтрака, выглядела даже изящнее прежних кодексов. На золоченой коже была вытеснена амфора, а ниже помещалось название опыта, на этот раз латинское.
– Ты хотел прочесть про истину? – сказал Порфирий. – Изволь же.
Читать следовало немедленно: император не уходил. Я погрузился в высочайшие буквы.
DE VERITATE (IN VINO, etc.)
Что есть истина?
Рим отвечает просто. Сказано: «In vino veritas».
Непонятно, зачем прокуратор Иудеи задавал этот вопрос какому-то бродячему еврею, позабыв родину и обычай в важнейший для истории момент. Настоящий патриот вел бы себя иначе. Но не будем лишний раз возводить хулу на наших военных.
Итак, истина есть то, что находят в вине. И не нами это придумано – мы повторяем за греками,
