Контузия - Зофья Быстшицкая
И вот автор выходит в зал и начинает свою игру. Входит скромненько, тихонечко, бочком, гул, лица, занятые собой, он не хочет никому мешать, а может, все-таки помешал? Так что первая фраза с извинительной улыбкой, поклон, от смущения незаконченный, взгляд на заведующую — робкий: не вторгся ли я незваный, действительно ли все они ради меня собрались? Просто сверхъестественно! Но в общем гуле сразу промоины тишины, все более обширные, — и головы все, будто за веревочку потянули, сразу прямо в его лицо. И вот автор думает: надо как-то захватить эту разболтанную ораву, ведь это же для них вся поездка, наверняка любопытствуют, интересно, каким они меня видят? Ну, не будем преувеличивать, в книгах я основательно скрыт за неприступным воображением, я же не из тех, о нет, что пишут исключительно о себе. А вот теперь как раз выставляю себя напоказ. В глазах их я вижу расположение и тепло, но это не избавляет меня от осторожности. Ведь они же будут следить за каждым моим словом, итак, приподнимем голову и сделаем легкий жест рукой, и не крутиться на этом стульчике — чертова мебель, поясницу заломило! — еще подумают, что я тороплюсь, лишь бы поскорей сбыть это с плеч. Не буду читать никаких текстов, иначе утонут в тупом внимании и потом никакие мои призывы их не гальванизируют, если учесть мою прозу, известно же, что для некоторых кругов она герметична. Не буду говорить слишком выспренне, еще подумают, что козыряю эрудицией. Не буду слишком умничать, иначе решат, что я для них чересчур заумен. Итак, надо подойти к теме простенько и прежде всего не избегать подробностей о том, что я делаю, без хвастовства, разумеется; выражение лица скромное, фразы описательные, но ведь им жуть как нравится эта кухня таланта, эта рабочая терминология, это так завлекательно для них. И я представляюсь им как самый простой человек. Не какой-то там продукт клана посвященных и призванных, а такой же человек, как они, хотя, разумеется, из другого мира, этого уж никак не скрыть. Итак, ради установления контакта скажу, например, о моих предках, так похожих на них, с окраинных земель, разумеется в теперешних границах, на это всегда клюют. Мимоходом подчеркну, что эти связи, так сказать, с массами имели громадное влияние на мою психику, а равно и на творчество. Подобный пример наверняка растормошит присутствующих, я уже вижу их реакцию: а ведь он из наших, хоть и во-о-он какой человек, а вовсе не задается, себя не жалеет, выворачивает наизнанку перед нами, так сказать, всю душу раскрывает, чтобы светила, как метеор, когда серость жизни, вот этой самой, здесь, становится слишком пресной без подобных освежающих контактов. Конечно, метафора насчет освежающего метеора в пресной серятине не из самых удачных, но для них и такая сойдет. И без того глотают не жуя все, что подношу. Например, смотрю и вижу: сидит вон там в уголке немолодой уже гражданин, чуть ли не в тужурке, а ведь я чую, что это здешний дока, скорее всего, пенсионер, времени у него в избытке, шастает по библиотекам, наверняка и на мои книжки наткнулся — и уже предусмотрительно накачивает себя, чтобы потом докладик толкнуть. Он все лучше знает и наверняка меня раздраконит, хотя понятия не имеет, что наши критики требуют от меня совсем противоположного. Или вон та девушка в очках: волосы как спаржа, а слушает набожно, даже руки сложила на потертом свитерочке. У этой постоянные потуги к восторгам, за нее я могу быть спокоен, возможно, я даже нравлюсь ей как мужчина? Наверняка в зале есть аптекарь, несколько инженеров, потому что дымились какие-то трубы, когда мы подъезжали к этой кучке строений. Даже названия городка не помню, но тут я не дам себя поймать, это уж чистое хамство, так откровенно вплетать их в безымянную цепь моего авторского турне. Впрочем, это всего лишь вопрос стилистики. И я говорю: «здесь», «присутствующие в зале» и «у вас», а они уверены, что я их выделяю, ни с кем не путаю. Наверняка присутствует и какой-нибудь юрисконсульт, может быть, шишка из городского управления, и я смотрю на них, могу ткнуть пальцем в лицо и профессию, но ни к кому наособицу не обращаюсь, и без этого каждый из них чувствует себя главным представителем остальных. Почти у всех за пазухой есть сногсшибательное соображение по моему адресу, с ним носятся вот уже несколько часов, а я знаю, что ничего нового они не выдумают, и одним махом управлюсь с ними.
Есть немного молодой интеллигенции, но это слушатель упрямый, потому что у