На память милой Стефе - Маша Трауб
Впрочем, эта женщина всегда получала, что хотела. Она просто не представляла, что ей могут отказать, и в этом было ее обаяние. Я всегда терялся, как и ее сын. Мы с Андреем не спорили, надеясь, что снова договоримся о расставании, к взаимной радости. Ученик говорил, что я ужасный преподаватель и он со мной не может заниматься. Оставалось кивать и соглашаться с тем, что мне не хватает квалификации и опыта общения с подростками. Но, кажется, Мария начала подозревать нас в сговоре, поэтому снова позвонила. У нас была еще одна договоренность – Андрей читает все, что читают по программе его сверстники в России. И только потом бьется головой об стену или об стол. Но читает полную версию, а не справку из Википедии, иначе не подтвержу версию, что я самый ужасный преподаватель в его жизни.
Мария выгрузила его перед моим подъездом. Андрей смотрел с тоской на список кнопок, не решаясь нажать. Но тут вышел Мустафа, предлагая войти. Кажется, Андрей был готов его убить. Мария, убедившись, что сын вошел в подъезд, уехала.
– Я не виноват, это не моя идея. Мне теперь даже деньги не нужны, – с порога объявил я. Андрей терпеть не мог вранья.
– И за что вам платят? – уточнил он, оглядывая квартиру.
– Разбираю коробки с архивами, – ответил я, показывая на балкон. – И платят столько, что ты мне вообще не нужен. Так что давай по прежней схеме. Ты скажешь маме, что терпеть меня не можешь, знаний я не даю, а я постою и покаюсь. Разойдемся добрыми друзьями.
– Скажите, а всем должен нравиться Достоевский? – спросил Андрей.
– Вовсе нет. Я вот его совсем не люблю, – ответил я. – Так, у тебя «Преступление и наказание»? Я его прочел только в институте, и то с трудом, с преодолением. Но да, есть те, кто любят Достоевского.
– А Толстого вы всего прочитали? – уточнил серьезно Андрей.
– В школе девочки читали про любовь, а мальчики про войну. В институте пришлось перечитать целиком, – признался я.
– Так хотя бы объясните, почему Катерина утопилась, – Андрей прошел в комнату и сел за стол.
– Ты замахнулся на Островского? Смело, – рассмеялся я.
– Это должно быть интересно? Или я такой дебил, что этого не понимаю? Мама говорит, что моя проблема в том, что я не чувствую язык, – ответил горестно Андрей.
– Ты точно не дебил, хотя мне хочется тебя убить, – ответил я. – Тебе просто не интересно, только и всего. Это нормально. Ты другой, другого поколения, половины слов не должен понимать.
– А вам что интересно? – спросил с вызовом в голосе Андрей.
– В данный момент добраться до очередной коробки, в которой хранятся письма. И я боюсь. Не знаю, что в них прочту. Разбираю семейный архив. И, пока работаю над этим, могу жить здесь бесплатно.
– А можно мне с вами? – попросил вдруг Андрей.
– Можно, если покормишь горлицу вместо меня. Вон, она опять сидит и смотрит. Но если я ее покормлю, она накакает на балкон соседей. А там живут очень милые люди, кроме одного подростка, который считает себя всезнайкой. Кстати, он тебя сюда впустил. Мустафа. Просто гений перевода и бизнес-сделок. Его мама готовит невероятные блюда и спасает меня от голодной смерти.
– А попугаев можно покормить? – спросил Андрей.
– Можно, но не знаю, что они едят, – пожал плечами я.
Через полчаса я понял, что задремал в кресле-качалке, предназначенной для кормящих матерей. А Андрей с Мустафой наперегонки кормили попугаев и горлицу. Те орали так громко, что я проснулся.
Решив не мешать подросткам развлекаться, я все-таки открыл очередную коробку. Там тоже оказались письма. Я обрадовался, но, изучив содержимое, понял, что это не две недели работы, а два месяца как минимум. Расшифровать каждое, переписать. Два года! Мустафа с Андреем влетели в квартиру и понеслись к холодильнику.
– Эй, или вы все скормите попугаям, или вам на ужин хоть что-то останется, ближайших поставок еды я не жду, – предупредил я. Мальчишки захлопнули холодильник.
– Что вы читаете? – спросил Мустафа.
– Личные письма, о которых тебе точно не стоит знать. Ты и так лишил меня заработка. Кто позволил тебе переводить письма на рынке? Двадцать евро, серьезно? Я после института работал синхронным переводчиком, ты знаешь, что это такое? И получал намного меньше!
– Он говорит, что я отобрал у него заработок, – перевел Мустафа Андрею.
– Это я и сам понял, – обиженно заметил тот.
Кажется, они ушли совещаться и вернулись с бизнес-предложением. Андрей помогает мне читать письма, написанные по-русски, я параллельно мучаю его Островским или Гоголем, а он потом переводит все на итальянский и французский для Мустафы. И тот потом читает письма на рынке.
– Круговорот денег в природе, – заметил я.
– Это как? – не понял Мустафа.
– Моя мама, точнее отец, платит за мои занятия литературой, из этих денег Саул платит нам. Пополам, – объяснил Андрей.
– То есть за все платит твоя мама, точнее отец, – я подвел итог. – Так себе сделка.
– Я сдам литературу. Обещаю, – заявил Андрей.
– Это будет честно. Договорились. – Мы пожали друг другу руки.
Как я и ожидал, мальчишки увлеклись ненадолго. История все же требует терпения. Можно годами искать и не найти ничего стоящего. Наука – всегда разочарование, бесконечные неудачи и лишь призрачная надежда на успех.
Мы распаковали коробку с письмами. В них не нашлось ничего интересного. Кто куда переехал, кто прислал письмо, кто нет. От кого получили открытку с поздравлениями, от кого нет. Дежурные «люблю, мои приветы родным». Но вдруг письма изменились. Эта находка принадлежала Андрею. Он испытал то чувство, которое испытывает археолог, находя кость динозавра, или историк, натыкаясь на неизвестную до этого деталь, ветвь.
Андрей скакал по балкону, Мустафа требовал перевода. Под окном сигналила мама Андрея – урок закончился уже полчаса назад.
– Мам, я еще останусь! – прокричал Андрей с балкона.
– Я их накормлю, не переживайте, – крикнула Ясмина, которой вторили попугаи и горлица.
Кажется, мама Андрея побоялась испортить эффект занятий, поэтому уехала. Или она попросту испугалась горлицы, которая собиралась накакать на ее машину. И уже примеривалась.
– Что ты нарыл? – спросил я, требуя показать письмо.
– Слушайте. Андрей продолжал скакать по балкону, читая по-русски, переводя на-французский и итальянский. Я и не подозревал, что он так владеет французским. Почти не стыдно, как сказала бы Эмма Альбертовна. Наконец они с Мустафой нашли язык, понятный им обоим и мне – английский. Я опять сидел с раскрытым ртом – Андрей прекрасно переводил. Литературно, я бы сказал. Мне хотелось его стукнуть. Его мама
