На память милой Стефе - Маша Трауб
– Думаю, так же, как у вас. Бабушка, – улыбнулся я.
– Вы моя любимая женщина! – воскликнул Жан.
– Ты говорил, что я твоя любимая женщина! – возмутилась Лея.
– Да, дорогая! Я так счастлив! У меня теперь столько любимых женщин! – горячо заверил Жан и обнял даже Джанну.
– Лея, я тут совершенно ни при чем, – поспешила заверить та Лею, – просто помогала мальчику. Только и всего. Жан тут даже не появлялся!
– Не появлялся, – подтвердил я со всей горячностью, которую мог изобразить. Представить Жана ловеласом и покорителем сердец я был не в силах, даже с бурным воображением. Но Жан считал себя таковым, и Лея тоже. Разве это не счастье? Джанна была права – почему нужно ждать от жизни непременно ударов, трудностей и горя? Почему нельзя ждать от судьбы счастья?
Вечер прошел прекрасно. Жан встал на одно колено и попросил руки Леи.
– Это мое кольцо, – расплакалась она.
– Прости, дорогая, я обязательно куплю тебе новое! Любое! Какое захочешь! – воскликнул Жан.
– Ты его сохранил, – продолжала плакать Лея. – Мне оно так нравилось! Я жалела, что отдала его тебе.
– Ты не отдала! Ты его бросила мне в лицо! – рассмеялся Жан. – Я потом долго ползал по полу и искал его.
– Это так трогательно, – расплакалась Джанна.
Бабуля благословила Лею и Жана. Во второй раз. Пришла Ясмина с тазиком еды – сказала, что такое блюдо готовили на свадьбы. Содержимое тазика тут же переложили на тарелки и съели.
– Лея, он так и не ответил, – сказал я, когда смог подойти к счастливой во второй раз будущей невесте.
– Значит, ты пока можешь жить в этой квартире, – ответила она.
– Да, только мне немного тяжело. Я все время живу будто на чемоданах. Когда тебя каждый день хотят выбросить на улицу – это не очень приятно. В хостеле меня никто не грозился выселить, пока я плачу. А здесь – все время будто в низком старте. Вы не могли бы написать хозяину и изменить условия договора? Я боюсь здесь обустраиваться, считать этот дом своим. Понимаете? – признался я.
– Да, дорогой, уже все ему написала, – ответила Лея. – И предложила найти другого такого же юношу, который будет столь же талантлив, деликатен, вежлив, как ты. И кто еще сделает мою бабулю счастливой. По новому договору ты сможешь жить здесь год, а потом продлить договор аренды, если захочешь. Если нет, тебе не придется искать себе замену – частый случай, когда арендаторы обязаны сами найти новых жильцов. Так вот этот пункт я исключила.
– Он не ответил? – уточнил я.
– Нет, – ответила Лея. – Но сегодня у нас праздник. Давай отвлечемся.
Ответ пришел через неделю. Хозяин писал, что лежал в больнице – ему сделали операцию на сердце. И он не имел намерения меня выселять. Соглашался на все условия, которые поставила Лея. И готов был выплачивать гонорар за мою работу.
– Это же хорошие новости, да? – позвонила Лея. Я был слегка опустошен. Наверное, ждал более личной, душевной реакции.
– Он – человек бизнеса. Это нормально, – попыталась успокоить меня Лея. – Получил сведения, остался доволен, ты можешь жить в квартире год, ни о чем не беспокоясь. Это победа, разве не так?
– Нет, Лея. Это не победа, – ответил я. – Мне хотелось его заинтересовать, но не получилось. Я старался. Теперь вообще не знаю, как писать ему отчеты.
– Пиши как раньше. Думай о Жане, бабуле, Джанне… Они плачут, когда читают твои письма. Пиши ради них, – посоветовала Лея. – Твоя сила в литературе, в искренности, в твоих словах. Наш хозяин получил больше, чем хотел, я и правда так думаю. Ты не делаешь перепись или опись, как уж там это называется, ты вкладываешь душу. Для тебя это не просто коробки, а сокровища.
– Боюсь открывать следующую. Не знаю, что в ней найду, – признался я.
– Пока не откроешь, не узнаешь, – ответила Лея. – Бабуля, Джанна и Элена готовы тебе помочь. Жан ревнует. Говорит, что про него ты мало пишешь. И про его ростбиф. Он меня замучил – говорит, я должна найти литературного агента и издать твою книгу! Тогда его ростбифы и ягненок станут знаменитыми! Господи, зачем я опять связалась с этим человеком?
– Вы его любите, – ответил я.
– Да, я его люблю, всегда любила, – призналась Лея. – Но он такой идиот!
Уже совсем поздним вечером я получил письмо от хозяина. Обращался он ко мне полным русским именем: «Савелий» и писал по-русски. «Дорогой Савелий…» Честно говоря, я несколько раз перечитал письмо, не веря, что у меня все получилось. «В детстве и юности я несколько раз пытался взломать ящик стола, в котором моя матушка хранила свой альбом. Один раз сломал ключ, второй раз – замок. Меня лишили карманных денег на месяц. А это очень обидно. Не лишайте Мустафу заработка – пусть читает. Мальчик умеет зарабатывать. Я написал Лее, что готов выплачивать вам гонорар за работу. Спасибо, что избавились от этих жутких картонных коробок и все переложили. Не знаю почему, но эти коробки… Я просто не мог их открыть, будто мне предстояло открыть крышку гроба. Стоимость контейнеров я, безусловно, компенсирую. Простите, что не отвечал. Думаю, для вас ожидание было мучительным. Для меня бы было. Но я далеко не молод, и врачи настояли на операции, от которой я долго отказывался. Но теперь мне есть ради чего еще немного пожить – надеюсь дождаться, когда вы разберете последнюю коробку. Если боитесь меня разочаровать, не стоит об этом беспокоиться. Пишите так, как писали. Я уже полюбил семью Леи – удивительно, я знал ее много лет, но, получается, не знал ничего. Бабуле передавайте мой поклон, а Джанне благодарности и сердечные приветы. Хотел бы я попробовать ее пироги, о которых вы так замечательно пишете. Лея дала мне ваш счет, я отправил гонорар и еще немного денег на текущие расходы. Да, ту мамину сумочку я помню, она была ее любимой. И духи тоже – у них отвратительный запах. С уважением, Александр».
Я почти скакал по квартире. Во-первых, понял, что имею дело с человеком очень пожилым, с больным сердцем, а вовсе не с бездушным бизнесменом. Во-вторых, у хозяина – а мне совершенно не нравилось его так называть, появилось имя – Александр. Надо бы еще спросить отчество. Мне все
