Новые семейные обстоятельства - Маша Трауб
– Да, только я забуду, что именно тебе об этом рассказала!
– Дед Мороз не принес мне сноуборд, – жалуется Полина. – Я же не ласты у него просила. Сноубордов у него должно быть завались!
* * *
Эта новогодняя история произошла с одним моим знакомым, детским писателем. Назовем его Игорь. Он поехал в подмосковный город на встречу со своими маленькими читателями и их родительницами. Игоря обожали мамы, бабушки и тетушки. Он был уютным – с мягким прищуром, ласковой улыбкой, красивым баритоном. Прямо Дед Мороз.
Детям раздавал конфеты, вытаскивая их из-за уха (единственный фокус, которым владел в совершенстве), позволял себе обнимать мам, а бабушкам целовал руки. Со стороны казалось, что Игорь вообще не способен на что-то плохое. Разве что выпить да в баньку сходить. Ну нормальный мужик. Сокровище, а не мужчина. А уж как читает детям сказки собственного сочинения! Мамы чуть не плакали.
Так вот, после той встречи Игорь за ужином выпил чуть больше обычного и позволил особо восторженной поклоннице разделить с ним трапезу и проводить себя в гостиницу. Прямо до номера.
Вернувшись домой, он, наряжая елку, с теплой улыбкой вспоминал эту поездку как одну из лучших. А через неделю почувствовал неприятные ощущения во всем теле. Нашел у себя покраснения, которые вызывали зуд. А тут, как назло, подарки, гости, родственники, хлопоты, в магазин бежать то за майонезом, то за шампанским – к врачу некогда сходить.
Поскольку детский писатель обладал богатым воображением, он тут же обнаружил у себя все остальные симптомы страшного венерического заболевания. И начал переговоры с собственной совестью. Сначала ему хотелось позвонить той поклоннице и высказать все, что он о ней думает. Но бумажку, на которой был записан номер, он предусмотрительно выбросил.
Тогда Игорь позвал жену – а он был давно и прочно женат – и признался во всем. Жена, как и ожидалось, устроила скандал, собралась подавать на развод и начала припоминать прошлые обиды. Но решила отложить решение вопроса «на после праздников».
– Может, мне к врачу? – жалостливо спросил детский писатель. Ему с каждым часом становилось все хуже. Он уже буквально умирал.
Жена, все-таки родной человек, отвлеклась от селедки под шубой, своего фирменного блюда, посмотрела на мужа и вызвала скорую.
Игорь горел не от стыда, как она надеялась, а от высокой температуры. И уже начал бредить, вспоминая, как они познакомились в парке, как он влюбился в нее с первого взгляда. Конечно, это был бред: познакомились они в гостях, где будущий детский писатель неприлично нажрался и неприлично же лез целоваться.
Врач, пожилая, уставшая женщина, осмотрев больного, начала прыскать в кулак, едва сдерживаясь. Жена тем временем сообщала ей, что этого детского писателя нужно немедленно вернуть к жизни, чтобы она могла начать убивать его медленно и мучительно в отместку за все годы испорченной жизни.
– У него ветрянка, – сказала врач.
– Что у него? – не поняла жена.
Детский писатель уже ни на что не реагировал, находясь в длинном коридоре, по которому шел к свету, – это он потом жене рассказывал.
– Ветрянка. В любом случае, после сорока лет риск заболеть увеличивается. И болезнь протекает очень тяжело.
– У нас дети взрослые! – ахнула жена. – Да и он мне сам признался, что у него… в командировке… было…
– А он переболел ветрянкой в детстве? – спросила врач.
– Не знаю, – призналась жена и расплакалась. Она, как оказалось, очень многого не знала о человеке, с которым прожила четверть века.
– Мажьте зеленкой. Температуру нужно сбивать, общение – ограничить, – сказала врач.
Ветрянка далась Игорю очень тяжело. Родственников и гостей пришлось отменить. Как и спиртные напитки.
Писатель тоскливо смотрел телевизор. Жена мазала его зеленкой. Он испытывал стойкое унижение – и от диагноза, совсем не героического для мужчины под шестьдесят, и от того, что жена измазала его зеленкой вдоль и поперек. Да еще всем звонившим с поздравлениями сообщала диагноз.
Он вспомнил: на той лучшей встрече с читателями к нему подошли девочка с мамой. Девочка взяла автограф, мама обняла. И девочка была в зеленых пятнах. Он еще пошутил, что ей маскарадный костюм не нужен: Дед Мороз ее и так заметит.
А еще детский писатель думал о том, что мог бы и не рассказывать жене про командировочную связь, поторопился. И, уже выздоравливая, спрашивал в потолок, за какие грехи его настигла детская, а не взрослая болезнь? Да еще в Новый год. Может, это знак какой?
* * *
– Почему никто не хочет слушать про лошадку? – возмущается Полина. Речь идет о стихотворении Некрасова. «Однажды в студеную зимнюю пору я из лесу вышел, был сильный мороз…» Полина читает его не просто выразительно, а еще и показывает. И лошадку, и хворосту воз.
– Учительница послушала до лошадки и сказала, что достаточно, – жалуется Полина. Я даже ржание не изобразила. – Дед Мороз дослушал до сильного мороза и предложил поиграть в снежки из ваты. Маша, ты тоже не хочешь слушать? – Полина спросила с явным вызовом. Мы уселись на диван и прослушали до конца. Как выдержали – не помню. Я икала от смеха. Мой муж прихрапывал не хуже лошадки. Полина была счастлива. Вышла на поклон. Собиралась читать на бис.
* * *
Знакомая прислала фото грамоты, выданной ее сыну-первокласснику за поделку «Новогодняя свеча». Грамота красивая, с печатями, подписью директора школы. Все как положено: «Награждается обучающийся… победитель общешкольной вставки “Новогодняя поделка”».
Никто эту «вставку» не заметил, кроме свекрови, которая объявила любимому внуку, что грамота – филькина, раз написана с ошибкой.
– Моя грамота, не Филькина! – кричал внук, думая, что его поделку перепутали с поделкой мальчика Филиппа.
– Я говорила, что надо отдавать в другую школу, – заявила свекровь невестке. – Дети не знают, что такое «филькина грамота», чему их вообще учат?
Моя приятельница залезла в Википедию, чтобы объяснить сыну значение фразеологического оборота, но сдалась. Для начала надо было объяснять про Ивана Грозного, Митрополита всея Руси Филиппа Второго и Малюту Скуратова, от чьей руки тот погиб.
Грамоту торжественно поставили на самое видное место в шкафу назло свекрови.
* * *
Приехала в гости к подруге – маме третьеклассницы Маши.
– А вы можете сделать со мной домашку по английскому? – вдруг попросила Маша.
– Могу, конечно, но твоя мама прекрасно знает английский, – удивилась я.
– Но она так орет! – сообщила мне шепотом девочка.
Представить себе подругу, которая даже громко говорить не умеет, орущей я была не в силах. Хотя… учитывая обстоятельства – воскресный вечер, несделанная домашка…
* * *
