Новые семейные обстоятельства - Маша Трауб
* * *
Сима попросила сделать ей фотосессию на память. Со шпагой, в форме для фехтования. Фотографии получились потрясающие. Снимала Катя, так что другого результата я и не ожидала. Но Кате Сима разрешила использовать съемку для работы – выставлять в соцсетях и приложить к портфолио. А мне категорически запретила.
– Почему? – не поняла я.
– Потому что Катя – автор съемки, это ее работа. А для тебя это личная жизнь. Причем чужая. Моя, – ответила дочь.
Про авторское право мне понравилось. Про чужую личную жизнь, требующую уважения, тоже. Но я опять не заметила, как быстро повзрослел мой ребенок. Еще вчера – малышка, а сегодня уже про личную жизнь рассуждает. Добро пожаловать в мир подростков, мама. Опять.
Но это ведь счастье. Вася живет взрослой жизнью, строит ее сам. И что важно – не на моей территории. Сима взрослеет, превращается в прекрасную девушку. Я за ними не успеваю. А надо ли успевать? Пусть растут, живут, взрослеют. Лишь бы были здоровы и счастливы. Но даже сейчас, когда мы созваниваемся с Васей, он говорит: «Видишь, мам, голова чистая, я побрит». Сам смеется. А Сима приходит иногда по утрам, укладывается рядом в постель, и мы обнимаемся. Я читаю, смотрю новости, не важно. Важно лишь то, что я рядом.
– Не уходи, – просит дочь, когда я пытаюсь сбежать хотя бы в туалет или сварить кофе. И я терплю.
А еще приходят в дом дети. Малышка Ева, как и многие другие до нее дети, называет меня Масей и приносит в подарок рисунок – зеленая трава, желтое солнышко и нечто в черном с зеленой головой. Монстр из кошмаров.
– Это кто? – спрашиваю я.
– Это ты, – отвечает Ева и просится на ручки. Я ее обнимаю, целую.
– Я очень красивая, – говорю я.
– Да, – отвечает Ева.
О чем я мечтаю? Чтобы как можно дольше дети дарили мне в подарок рисунки. Или лепили из пластилина и фольги колечки. Или просто спрашивали, как это делает Полина:
– Маша, ты же помнишь, что мне нужно положить две котлеты, а не одну, потому что я недокормленная?
Я счастлива, когда могу отправить Катю спать днем в моей квартире и заняться девочками. В моей кровати засыпают все дети. И взрослые тоже. До этого Полина поспала часик, теперь вот Катя. Уже в семь вечера малышка Ева объявила, что хочет спать, и пошла укладываться.
Самое высшее проявление любви, доверия, близости? Когда малышка просит отвести ее в туалет пописать. Рядом сидит ее мама, но Ева идет ко мне, и я веду ее писать. Держу на унитазе, потому что детского сиденья в нашем доме давно нет. Потом мы моем ручки, Ева что-то рассказывает. Я киваю и улыбаюсь. Ева считает меня прекрасной собеседницей, хотя я почти ничего не понимаю из ее рассказа.
В этом мое счастье.
– Алиса, ну почему у тебя четверка по русскому в триместре? – восклицаю я.
– Запятули, – отвечает Алиса.
– Так, я бы тебе два поставила! «Запятули» – слово даже хуже, чем «фоточки»!
– Она считает то, что я… – рассказывает Алиса.
– Алиса! Она считает, что! Избавляйся от частицы «то»! – воплю я.
В этом мое счастье. Накормить блинчиками, сделать чай – одной с сахаром и лимоном, второй без сахара и без лимона, третьей только с сахаром. Поцеловать, поиграть «по кочкам, по кочкам». Когда смотришь на детей, веришь, что жизнь продолжается. Иначе почему у меня до сих пор на полке лежат сборники диктантов для младшей школы, правила русского языка и еще три книги для общего развития? Пока хоть одному ребенку я могу рассказать, почему нужно произносить то́рты, по среда́м, – буду жить. Оно того стоит.
Здесь должны быть скобочки, обозначающие улыбку.
