Сулейман Велиев - Узлы
Она поправила мужу галстук и уплыла на кухню. Ее воркующий голос, улыбка, кошачья мягкость движений показались Васифу неестественными: уж очень старательно демонстрировала Назиля свое супружеское счастье. Совсем другое говорили близкие об их семейной жизни, совсем другое.
"В семье не обойдешься без скандалов, как в могиле - без мук", - гласит старинная пословица. Есть в этих словах своя горькая мудрость.
Правда, случается это у всех по-разному. В одних семьях ссоры как вспышки - наговорят люди друг другу обидное, потом спохватятся и, смотришь, через полчаса виновато, по-доброму ищут повод помириться. В других долго озлобленно хранят взаимные счеты, ничего не прощая, ни в чем не уступая друг другу.
А случается, даже если гнев быстро растает, люди самолюбиво продолжают добиваться полной "победы" над "противником".
Впрочем, в крепкой семье, где умеют дорожить друг другом, такие ссоры редки и потому особенно тяжелы. Долго жжет обида, нанесенная любимым человеком.
Но есть семьи, где стычки привычны, к ним притерпелись, как к надоевшим обоям. Глаза б не видели живущего рядом человека, но не выбросишь. Такие супруги подчеркнуто любезны друг с другом на людях, в гостях, тщательно скрывают невидимые миру слезы.
Так жили Балахан с Назилей.
Балахан привык к упрекам и истерикам Назили, временное затишье даже настораживало его. Уж не замышляет ли чего-нибудь? Вечные жалобы жены беспокоили его не больше, чем жужжание мухи. Говорит, говорит Назиля, покусывает его, вызывая на скандал, а он бреется, напевая, или читает газету, прихлебывая чай.
Он вообще старался близко к сердцу ничего не принимать. "Надо беречь здоровье, - часто говорил он друзьям. - Нервные клетки не восстанавливаются. Допустим, какой-нибудь глупец оскорбил тебя. Да будь проклят шейтан, чтоб я еще переживал?!"
Это олимпийское спокойствие себялюбца больше всего выводило из равновесия Назилю.
- У, толстокожий, оброс жиром, до сердца не доберешься. Только бы брюхо набить, а человек пусть хоть головой об стенку...
- Ну, о чем задумался, дорогой гость? - Балахан присел рядом на диван, сладко потянулся. - Слушай, давай в нарды сыграем, пока Назиля возится.
Васиф махнул рукой:
- Терпеть не могу. Когда начинают стучать костяшками, нервничать начинаю, честное слово.
- Да что ты понимаешь! Вся соль в этом стуке. В азарт входишь.
- Нет, не по мне это. Давай лучше в шахматы.
Балахан почесал затылок.
- Давай. Но я, наверно, тебе не соперник. Позабыл.
Васиф успел выиграть две партии, когда Назиля внесла блюдо ярпагдолмасы*. Балахан жадно втянул носом острые ароматы приправ, причмокнул губами и ловко открыл бутылку коньяка "Гек-Гель"**.
______________ * Ярпагдолмасы - голубцы из виноградных листьев. ** Гек-Гель - название высокогорного озера в Азербайджане.
- Прошу! - Он жестом пригласил гостя к столу и, когда все сели, подмигнул жене: - Я ему уже сказал, Назиля, про твой сон.
- А-а-а, сказал? - Она порозовела, стала суетливо подвигать Васифу закуски.
- Как говорится, сон в руку. Вчера видела во сне, сегодня он у нас. Нет, что хотите говорите, а есть от сердца к сердцу таинственные нити, есть.
В коридоре тренькнул звонок. Назиля вскочила, умчалась к двери, и тотчас оттуда послышались звуки поцелуев, женский смех.
- Какая неожиданность! Какой сюрприз! - певуче приветствовала Назиля невидимую гостью. - Прямо к обеду поспела, душенька, теща будет любить. Знакомьтесь!
- Халагызы* Назили, Рубаба, - представил Балахан вошедшую. Васиф, привстав, поклонился. - А это мой двоюродный брат Васиф! Да, да, халагызы, хала-оглы. Наш любимец Васиф. Ты, наверное, слыхала, Рубаба!..
______________ * Халагызы - двоюродная сестра.
- Конечно. - Девушка опустилась на стул рядом с Васифом, нежно, как старому знакомому, улыбнулась ему. - Я ведь вас давно знаю. Помните, это было вскоре после войны, в старой квартире Назили, если я не ошибаюсь. Верно?
- Да... Кажется, так.
Она вскинула маленькую, коротко стриженную голову. Темно-каштановые волосы мягкими завитками обрамляли бледное тонкое лицо, узкие, вытянутые к вискам глаза. Длинные, подкрашенные ресницы порхали, как крылья бабочки, когда она взглядывала на собеседника. Васиф не мог не оценить изысканную простоту ее наряда - черное гладкое платье, тонкая жемчужная нить вокруг гибкой шеи.
- А я вас не таким представляла... - Голос у нее был резковатый, звонкий, как у избалованной девочки.
- А каким?
- Ах, стоит ли? Вам ведь столько пришлось пережить, я слыхала. Пушистые крылышки ресниц опустились и снова взлетели к бровям. - И... я думала, что увижу вас... пос... пос... поста... повзрослевшим, - она быстро поправилась. - А вы стали еще интересней, улыбаетесь вот...
Васиф рассмеялся:
- Неужели я был таким мрачным?
- Ах, что вспоминать. Я и тогда чувствовала, что вы не такой, каким кажетесь внешне.
- Молодец, Рубаба! - вовремя вмешался Балахан. - Здорово! Вместо того, чтобы скромно дождаться комплиментов от Васифа, ты, ловко опередив его, преподносишь ему сладкие, как шербет, слова!
- А что? - Рубаба улыбнулась, и - странно - улыбка, обозначив морщинки в уголках губ, сделала ее как-то старше. - Не всегда же мужчинам говорить комплименты. Если раз в жизни сделает это женщина, крыша не обрушится. Разве я не права, Васиф?
- Спасибо, Рубаба-ханум. Хорошо, что вы пришли и сказали хоть несколько добрых слов. А то Назиля вот уже целый час ворчит на меня.
Все рассмеялись, Балахан наполнил хрустальные рюмки.
- Выпьем мы наконец или нет? Соловья баснями не кормят. Предлагаю тост за девушек! Будь здорова, жена! Счастья тебе, Рубаба!
Черные искры из-под длиннющих ресниц метнулись в Васифа. И, то ли коньяк опалил жаром, то ли теплое круглое колено Рубабы нечаянно коснулось его ноги под столом, но что-то освободило его от обычной скованности. Он все смелее поглядывал на белую, гибкую шею соседки, на чуть колышущуюся нитку жемчуга.
Рубаба держалась так непринужденно, мило, словно знала его, Васифа, давно и близко.
"Интересно, сколько ей лет? Она, конечно, моложе Назили. И привлекательней. Умное, тонкое лицо. Только эти морщинки в углах рта. Ее бледной коже идет эта оранжевая помада - как лепестки только что распустившегося мака. С ней как-то легко, беззаботно..."
После второй рюмки Васиф повеселел, он даже острил, не замечая то лукавых, то удивленных взглядов Назили. Давно он не испытывал такого удовлетворения собой, собеседниками, как сейчас рядом с этой изящной, милой Рубабой. "Интересно, замужем ли она? Почему пришла одна?" Он едва сдерживался, чтоб не вызвать Балахана из-за стола, спросить... Только не мог придумать предлога. "Как мило получается у нее это "ах!". Он почти обрадовался, когда Назиля и Рубаба вышли в кухню готовить чай и Балахан поманил его на балкон.
- Я очень рад, очень, - ты понравился Рубабе, халаоглы! - начал он с грубоватой простотой захмелевшего друга.
- С чего ты взял?
Впрочем, Васифу почему-то не хотелось возражать.
- Брось притворяться. И слепой увидел бы, какие горячие взгляды кидала она в твою сторону. Ты не хитри. Она и тебе самому приглянулась. Стоящая баба. Между нами говоря, если бы я не был женатым... И потом, она двоюродная сестра Назили. Совесть мне не позволяет смотреть на нее другими глазами. Честь нашей благородной семьи...
"Ну, пошел, пошел, если начал с благородства, теперь не остановишь, пока не выговорится".
- Слушай, у Рубабы нет мужа?
Балахан размяк, стиснул плечи Васифа.
- Саг-ол!* Это я понимаю, мужской разговор. Да будет тебе известно она свободная женщина теперь. Сво-бод-ная! - Он многозначительно поднял палец. - Был у нее муж, не девушка. Но, халаоглы, такая стоит доброго десятка неискушенных девочек. Как там у Вагифа? "Талия узкая, локоны вьются..." - Он пытался пропеть мелодию, но закашлялся и умолк.
______________ * Спасибо!
- Значит, она вдовушка? Я так и подумал - в черном платье.
- Квартира из трех комнат... Стильная мебель. А сама... Ты заметил, какая фигура? Эх, Рубаба, Рубаба! Где моя молодость...
Опершись о перила, Балахан мотал головой, покряхтывал, бормотал что-то невнятно.
Хотелось Васифу сказать: "Мужчине, идущему в дом жены, даже двери узки..." Да что возражать хмельному? Как он сразу не догадался о причине столь настойчивых приглашений? И стол накрыт не для случайного гостя, видно, готовились. И, наверно, вещий сон Назили, о котором она так и не успела рассказать, связан с этой гостьей. Что ж выходит? Не Балахан ли совсем недавно старался втолковать ему смысл любимой своей пословицы: "Кто в сорок только ползать начинает, первые шаги на краю могилы сделает..." А теперь сам торопит, собственными руками "счастливую" судьбу родственнику строит. То теплое местечко в городе подыскивал, работу полегче, поденежней. А теперь очаровательную вдовушку сватает. Интересно, во имя чего он так старается? Балахан не из тех, кто по простоте душевной добро творит, нет, не из тех.
