Сулейман Велиев - Узлы
Целый день он просидел в конторе, листая документацию, восстанавливая в памяти все, что знал о пластовом давлении. Первым запротестовал Гамза. Делал он это осторожно, мягко, но Васиф всем своим обостренным чутьем улавливал затаенную недоброжелательность. Каждый час звонил на буровую Амирзаде и, подробно выспрашивая у Васифа обстановку, коротко бросал:
- Посмотрим, подождем. Продолжай качать.
Он вроде бы поддержал Васифа. Но вот часа два назад его старенькая "Победа" снова вынырнула из-за холма. Управляющий потолкался на буровой, выкурил три папиросы подряд и уехал, не сказав ни слова. Самолюбиво промолчал и Васиф.
С утра еще заладил нудный, моросящий дождь. Вспомнился такой же день давно это было, девять лет назад. Тогда он вымок до нитки, пряча под плащом рюкзак с образцами пород. Бодрый, даже ни разу не чихнув, помнится, вернулся к стоянке разведчиков. А сейчас ныли ноги, ломило в суставах. Обжигаясь, он выпил несколько глотков спирта, но озноб не проходил. Надо бы забежать к врачу, попросить кальцекс, что ли. Нет, лучше не поддаваться, тем более что и другим не легче. Да и времени нет.
Уходя с буровой, он встретил Симу. Она внимательно заглянула ему в лицо.
- Вы что, заболели? Глаза красные.
- Какая добыча на пятой? - спросил он, не желая замечать ее заботливого внимания.
- Десять тонн, - сухо ответила Сима.
- Вода есть?
- Нет.
- Газ для анализа взяла?
- Да.
- Давление буфера в скважине?
Сима пожала плечами:
- Могу пойти проверить.
Она вернулась через несколько минут.
- Двадцать пять.
- Какое обратное давление в трубе?
- Не знаю.
- Пойди проверь.
У Симы побелели губы. Она резко запахнула грубую, не по росту большую куртку, но сдержалась. Вернувшись, процедила сквозь зубы:
- Сорок пять.
Повернулась, пошла, увязая в грязи тяжелыми мужскими ботинками. Васифу стало не по себе.
- Сима! Стой! Вернись, Сима!
Девушка обернулась, метнула в Васифа колючий, полный жгучей обиды взгляд.
- Что еще?
- Не сердись, Сима. Не нарочно я, поверь. - Он потер кулаком воспаленные веки. - Только этого не хватало, чтобы ты заподозрила во мне... Не надо. Помнишь, как ты заступилась за меня тогда... в отделе кадров? Хочешь, я расскажу тебе одну мудрую притчу?
Девушка пожала плечами.
- Слушай, Сима... Жили два брата, Мамед и Ахмед. Отец больше любил Мамеда. Это сердило мать, она все время ссорилась с мужем. Однажды, когда они пили чай, вдали показался караван. Муж сказал жене:
"Сейчас ты увидишь, за что я люблю больше Мамеда, чем Ахмеда".
Позвал Ахмеда.
"Сынок, видишь караван? Пойди узнай, что везут".
Ахмед вернулся быстро,
"Зерно везут, отец".
"Продают?"
"Не знаю, не спросил".
"Пойди узнай".
Ахмед не заставил себя ждать.
"Продают, отец",
"Почем пуд?"
"Не спросил".
"Спроси".
Ахмед вернулся, сказал, что по пять рублей за пуд.
"А дешевле не отдадут?"
"Не знаю, отец".
"Сбегай, сынок".
Ахмед прибежал, запыхавшись,
"Согласны за четыре рубля".
"Хорошо. Отдохни".
Отец подозвал Мамеда.
"Сынок, сбегай узнай, что везет караван".
Мамед вернулся и разом выложил все - и что везут, и почем. Добавил, что на всякий случай поторговался, уговорил уступить.
Выслушав сына с улыбкой, отец обернулся к матери:
"Теперь ты видишь, насколько Мамед толковее? Поэтому я и люблю его больше".
Ты поняла, Сима?
Острый подбородок девушки задрожал, смуглые тонкие пальцы мяли, ломали хворостинку.
- Можете не любить меня... Даже ненавидеть. Сколько угодно. Я не нуждаюсь. Я...
Она не договорила, махнула рукой.
- Что? Что ты сказала?
Васиф упрямо преградил ей дорогу.
- Можете рассказывать сказки кому-нибудь другому. Я здесь маленький человек. Замерщица. Если бы я была оператором, вы не гоняли бы... Я могла бы не выполнить всех ваших приказаний. Да, да, приказаний! Я сделала, все сделала. А вы...
Она зашлепала по скользкой тропинке, балансируя длинными рукавами брезентовой куртки.
Васиф не стал ее догонять. Видимо, ничего не поняла, ничему не поверила. Что ж, тем хуже для нее. Может, зря он полез с этой своей притчей. Может, не до сказок ей. Ах, как неладно сегодня все складывается. В самом деле смешно. Молчал, молчал, только "здравствуйте", "до свидания", а тут разговорился.
- О чем задумался? - окликнул его Мустафа. Все эти дни он почти не покидал девятую буровую.
- Слушай, Мустафа, ты эту Симу, замерщицу, хорошо знаешь?
- Конечно. Хороший человек. Может быть, внешне кажется простоватой, но... Я вообще не верю - не бывает простых людей, а Сима...
- Странно. Иногда она мне кажется хорошим, добрым товарищем, а иногда...
- Что ты о ней знаешь? Со стороны судишь. Это такая женщина...
- Как женщина? Девчонка совсем. Тощенький такой цыпленок.
- Вот, вот, "цыпленок". Да она столько вынесла, что другая давно бы весь мир возненавидела. В этом цыпленке столько добра и мужества, черпай не вычерпаешь. Она ведь замужем была, за врача вышла. Но он только так, прикидывался интеллигентом. Даже, случалось, лекции читал о судьбе освобожденной азербайджанки. У нас, сам знаешь, любят поговорить на эту тему по праздникам... А сам подонком оказался. Запретил Симе в институт ходить. Пьянствовать начал. Любовницу завел. А потом и совсем жену бросил. У нее уже малыш был. Она раньше очень красивая была. Это горе сделало ее такой. Ну, конечно, сначала, что могла, продавала. Гордая, денег от него до сих пор не берет. Потом пришла в наше управление просить работу. Так и сказала: "Согласна уборщицей". Начальник отдела кадров, губа не дура, предложил ей место секретарши. Отказалась. Помогли мы ей и с заочным институтом. Через три года отличным инженером будет. Ну, а пока трудновато ей жить!
Васиф слушал, мрачнел. Как он сам не разглядел. Даже не пытался узнать, что за человек, что там таится за ее резкостью, настороженной улыбкой.
9
Никогда не любил Васиф длинных совещаний. А если приходилось в редких случаях выступать самому, говорил обычно мало. И сейчас, прислушиваясь к монотонному голосу докладчика, к сдержанному поскрипыванию кресел, он то и дело поглядывал на часы. Десятки людей собрали сюда, в зал заседаний Министерства нефтяной промышленности, на разговор о проблемах рационализации, изобретательства. Дело, конечно, важное. Случается, люди годами ведут глубокий исследовательский поиск, а как доходит до внедрения открытия, начинается волынка. Но какое он, Васиф, имеет отношение к проблемам обобщения новаторского опыта? И кому взбрело в голову срывать его с работы в такой напряженный момент? Как он просил Амирзаде не трогать его. Тот только руками развел: "Сам понимаю, дорогой, нельзя сейчас тебе скважину бросать. Но что делать? Именно тебя просили послать. Наверно, без тебя не обойдется".
Васифу почудилась насмешка в последних словах управляющего, и это совсем испортило настроение. Кто же все-таки так некстати вспомнил о нем?
Докладчик кончил. Перед прениями объявили перерыв. Васиф вышел в небольшой вестибюль и увидел пробивавшегося сквозь толпу Балахана. Не он ли этот таинственный доброжелатель? Ну конечно! Кто кроме него может...
Балахан, легко ступая по ворсистой дорожке, уже шел на Васифа, плутовато щуря глаза.
- Ну, что скажешь? Твой халаоглы дело знает. Попробуй возразить! Во-первых, подхватишь кое-что интересное, - народ мы собрали весьма компетентный. - Он нагнулся к уху Васифа. - Все начальство здесь. Очень неплохо, если тебя заметят. А во-вторых, в городе потолкаешься, столичным воздухом подышишь. Брось, брось, никаких вопросов! Знаю тебя - сам никогда не догадаешься попросить о вызове.
Васиф с трудом остановил словоохотливого Балахана:
- Зря старался. В городе мне делать нечего. У меня сейчас самая горячка на буровой, сижу как на иголках. Сам здесь, а душа там, на промысле. Совещание, не спорю, важное. Это вы умеете - заседать на высшем уровне,
Балахан перестал улыбаться, но в голосе его все еще вибрировали бархатисто-ласкающие нотки.
- Посмотрите-ка на него! В городе ему делать нечего. Сколько раз говорил сам себе: "Не лезь, Балахан, со своими добрыми намерениями. Кому нужна твоя доброта? Никому! Вместо благодарности "зря старался"..." Удивительный ты человек, Васиф! Хоть об стену ради тебя голову разбей, ты не оценишь. И откуда в тебе столько холода? Залез по уши в свою скважину! Я уже забыл, когда ты был у нас в последний раз. Нечего сказать, хороший родственник! Сегодня вечером жду тебя!
Васиф пытался объяснить, как важно ему тотчас после совещания вернуться на промысел, но Балахан категорично поднял ладонь:
- Никаких возражений! Что там тебя, в этом твоем Кюровдаге, возлюбленная ждет? Или дети плачут? Конечно, твоя воля... Но если не придешь сегодня к нам... разговаривать не стану.
Кто-то окликнул Балахана, и он, оглянувшись, почтительно пошел навстречу высокому, седоусому человеку с орденом Ленина на форменном пиджаке.
