Место клизмы изменить нельзя. Рассказы морского доктора - Михаил Сорин
– А вот хамить, не надо, – парировал я его выступление, – каждый занят своим делом, у меня масса больных по все отделениям, которые требуют моего наблюдения. Что у вас случилось?
– Вон, придурок, решил поспорить на ящик коньяка, что электрическую лампочку засунет в рот, а потом безнаказанно вытащит.
– Что значит безнаказанно? – вмешалась медсестра.
– А то, что, вставив лампочку в рот, вытащить ее уже невозможно, это уже сотни раз доказано, а этот… решил перепроверить, завтра выход в море, а он у нас штурман, хотя и молодой. Видимо придется его в электрики переквалифицировать.
– Ладно, хватит тут жертву изображать, – вмешался я в разговор, – Леночка, дай, пожалуйста, полотенце будем инородное тело изымать, тем более что лампочки нам нужны.
Я обмотал большие пальцы своих рук полотенцем – эта мера безопасности обязательна, т.к. больной после моих манипуляций может запросто хотя и не произвольно меня укусить, засунул их в рот несчастного штурмана и нажал на коренные зубы.
– Быстро вынимайте лампочку, – отдал я команду сестре. – Все, концерт окончен, – зубы лязгнули, но я был на страже, – вызывайте такси и марш на корабль, нам тоже отдыхать пора. Лампочку, хоть я и обещал оставить у нас, заберите, плохая примета оставлять у себя удаленные инородные тела.
Офицеры уехали, а я поплелся в ординаторскую, в тайне надеясь, что на этом все закончилось, но не тут- то было. Не успел я сделать запись в журнал приема дежурного хирурга, как телефонный звонок опять позвал меня опять в приемный покой. Там ожидали уже два знакомых по предыдущему случаю офицера плюс незнакомый гражданский, у которого изо рта… торчала лампочка. Кстати, как потом оказалась, та самая. Это был таксист, который по своей наивности не поверил этим шалопаям в форме и решил на халяву выиграть ящик коньяка.
Так ему и надо. В этот раз лампочка осталась в отделении, не смотря ни на какие приметы. И в дальнейшем дежурство прошло спокойно.
После стоматолога
Проклятый зуб не давал покоя три дня и три ночи. Он ныл, стонал, пульсировал через десну, щёку. Боль пробиралась до глаза, выглядывала наружу, а потом вползала в голову и там вела себя как самый распоследний террорист – камикадзе. Не помогало ничего: ни самые новомодные обезболивающие таблетки, ни старинный способ с кусочком сала на больную щёку, ни бабушкины волшебные заговоры, записанные по случаю и впрок. Видимо, сказывалось политическое или партийно-реалистическое прошлое – не знаю. Зуб рвал бедную женщину на части, а идти к доктору, было страшно и денег на лечение было жалко, и все расчёты на простое русское «авось» вдруг оказались напрасными. Наконец решение было принято. Слегка подвывая от боли и прискучивая от жалости к самой себе, она стала одеваться. Сапоги с трудом натягивались на отекшие ноги.
Вот сейчас вырву проклятый зуб, заплачу за лечение, а потом за протезирование и новых сапог опять на купить, – почему-то закрутилось в очумевшей от боли, но способной ещё рационально мыслить, голове – надо хотя бы крем купить для обуви, но это потом, а сейчас срочно избавиться от мучений.
Шуба привычно застегнулась, укутав её располневшую фигуру.
Хорошо бы зарядкой заняться да похудеть, – всплыло что-то по-женски многообещающее своему организму, но новый виток боли заставил ускорить сборы.
Как она вошла в стоматологический кабинет, помнилось с трудом. Кто-то принял шубу, кто-то принял сумму денег. Куда-то вели, попросили надеть бахилы, причём всё это вежливо и почти не навязчиво. Потом кресло, укол и всё…
Из кабинета она вышла слегка пошатываясь. Язык и правая половина лица онемели или от анестезии, или от восторга. В голове шумело, как после хорошей женской пьянки, если таковая у женщин бывает, говорят, что бывает, – неважно.
Лица прохожих, идущих навстречу, казались очень милыми и приветливыми. Почему-то все они улыбались, глядя на неё, и было на душе ощущение какого-то праздника. В микроавтобусе, куда она с трудом забралась, все пассажиры тоже почему-то обрадовались её появлению, заулыбались и даже немного пообсуждали между собой, но как-то приветливо и даже немного сочувственно. «Наверное, жалеют меня из-за моей припухшей щеки, потому что каждый когда-нибудь в своей жизни переносил зубную боль,» – ей захотелось поделиться с этими милыми людьми своей радостью и… но тут маршрутка остановилась, и надо было выходить.
– «До свиданья,» – сказала женщина пассажирам и зашаркала к выходу. На остановке, она начала вспоминать какой сегодня день. Оказалось, что среда, то есть середина недели, и ничего примечательного на этот день не выпадало. «И чего они все улыбаются, глядя на меня? Неужели я вся такая несчастная и всем меня жалко?» И тут она вспомнила что-то очень важное, и это важное – была мысль о какой-то покупке. Да, надо было что-то купить, вот только что? Ах, да, новые сапоги, но дотронувшись языком, что, кстати сказать, было строго – настрого запрещено зубным врачом, до саднящей ранки во рту, она чётко вспомнила, что денег на обновку уже нет. Они вылетели вместе с вырванным зубом. Сделав ещё один шаг вперёд, женщина чуть не упала, так как что-то явно мешало её передвиженью. Господи, сапоги, что ли разваливаются на ходу? Глаза попытались взглядом скользнуть вниз, но мешали две веще: во-первых, опухшая щека, наклоняться было действительно больно и, главное, неудобно, а во-вторых, всему прочему мешала её высокая грудь. Так что взгляд заскользил вдаль, а там опять были улыбающиеся прохожие.
Вспомнила! – крем для обуви, раз уж нельзя или не на что было купить новые сапоги. Ноги, несмотря на какую-то путанную тяжесть, сами понесли в новомодный магазин, который переливался витринными новшествами, соблазнительными рекламами, а главное, дешёвыми распродажами. Но даже на это падение цен денег решительно не было, а на крем было.
В отделе, где продавалось всё для обслуживания кожаных изделий, можно было совершить любой выбор.
Мои сапоги будут выглядеть, как новые, мелькнуло во всё ещё шумевшей от наркоза голове.
– Девочки, – попросила она продавщиц, – подберите мне, пожалуйста, что-нибудь новомодно красящее для мои сапожек.
Девочки, разодетые по последней моде, с неестественно длинными, как у вампиров, видимо наклеенными, ногтями, нехотя отвлеклись от обсуждения чего-то лично – интимного и в четыре глаза уставились в её сторону.
– А покажите-ка вашу ножку с обувью, мы под неё и крема соответствующие подберём.
– Пожалуйста, – женщина с трудом приподняла полу шубы.
Продавщицы разом смолкли, потом переглянулись и, вежливо улыбнувшись, ответили хором:
– Вы знаете, на вашу обувь крем ещё не придумали.
– Как это не придумали? Среди такого разнообразия? Вы что, издеваетесь? Господи, что это у меня за кожа на сапогах такая, между прочим, обувка самая что ни на есть турецкая, мне её соседка – челночница из самого Стамбула привезла пять лет тому назад. И цвета они были «кофе с молоком», ну, повытерлись немного, так что же у вас на них краски коричневой не найдется? Что тут необычного?
Продавщицы опять переглянулись, разом втянули носами воздух возле совсем обалдевшей покупательницы, потом понимающе покачали головами:
– Наверное, Вы по ошибке не то «колёсико» проглотили или травки какой в гостях покурили, сейчас это у многих бывает
– Какое «колёсико»? какие травки? Я вообще не курю. Зуб мне недавно вырвали, анестезию делали, вы что, меня за наркоманку принимаете? – Стала доходить до женщины вся нелепость ситуации, только почему?
– Нет, ну, что Вы! Просто у Вас сапоги, так сказать, не «кофе с молоком», а «море синее», да ещё с вуалью, и вообще не сапоги это и крема для них, действительно, ещё не придумали.
– Синие? С вуалью? – Покупательница, превозмогая все свои внешние и внутренние препятствия, с трудом вытянула ногу на досягаемую для обзора высоту и тут увидала такое, что сразу стало понятно и весёлое настроение прохожих, и обалдевшее изумление продавцов. На её ногах красовались одетые в зубном кабинете… бахилы. Да, да, те самые, в которые её
