Жизнь гейши. Мемуары самой известной гейши в мире - Минеко Ивасаки
Время пролетело незаметно, и вскоре пришла пора прощаться.
Я вернулась к Каа-тян, и она отвела меня домой. Как только мы вошли, стало понятно, что новости о моих перемещениях добрались в окия раньше меня.
Тетушка Оима строго меня отчитала.
– Я запрещаю тебе ходить туда, – кричала она. – Ты понимаешь, девочка? Больше никогда, никогда!
У меня не было привычки ей перечить, но ее гнев сбил меня с толку, и я попыталась все объяснить. Рассказала о Хикари-тян, о том, какая у нее добрая мама, и что они живут со всеми этими милыми людьми, и как мне было здорово в гостях. Но тетушка Оима отказалась меня слушать. Так я впервые столкнулась с предубеждениями и, честно говоря, ничего не поняла.
В Японии существует группа людей, которых называют буракумин. Они считаются нечистыми, людьми второго сорта. Наподобие неприкасаемых в Индии. В старые времена эта группа хоронила мертвых и занималась другими «грязными» делами – например, разделкой говядины и обработкой кожи. Они были могильщиками, мясниками, сапожниками. В наше время буракумин уже не подвергаются такой сегрегации, как раньше, но в моем детстве они по-прежнему жили в основном в гетто.
Я ни о чем таком не подозревала и вышла за рамки дозволенного. Хикари-тян была не просто изгоем, но еще и полукровкой, рожденной вне брака от американского военного. Для тетушки Оимы это было невыносимо: она всерьез опасалась, что из-за такой дружбы обо мне пойдет дурная слава. Одной из главных ее задач было следить, чтобы моя репутация оставалась безукоризненной. Этим объяснялась истерика, вызванная моим невинным «проступком».
Я была ужасно раздражена и срывала гнев на бедной Каа-тян за то, что она проболталась. На какое-то время я сделала ее жизнь поистине нестерпимой. Однако потом мне стало ее жаль. Каа-тян происходила из бедной семьи, у нее была куча братьев и сестер. Я замечала, как она крадет всякие мелочи из окия, чтобы отправлять родным. Но не ябедничала, а вместо этого делала ей небольшие подарки, чтобы Каа-тян не приходилось воровать.
Вскоре после этого случая Хикари-тян и ее мама переехали. Я часто задумывалась, что с ними стало.
И все же жизнь у меня была слишком насыщенной, чтобы на чем-то долго зацикливаться. Когда мне исполнилось семь лет, то обнаружила, что я «очень занятой человек». Я постоянно должна была куда-то идти, что-то делать, с кем-то встречаться. Было такое ощущение, будто каждое дело надо закончить как можно скорее. В результате пришлось учиться быстро, все схватывать и действовать эффективно. Я вечно спешила.
Мой самый длинный забег в течение дня начинался после окончания уроков и перед танцами. Я выходила из школы в 14:30. Уроки в студии иэмото начинались в 15:00, а я хотела прийти первой – хотя бы к 14:45. Так что я во весь дух мчалась в окия, где Кунико помогала мне переодеться из платья западного кроя в кимоно. Потом я снова выскакивала из дверей. Кунико следовала за мной по пятам с моим мешочком для занятий.
К тому времени я очень привязалась к Кунико и готова была защищать ее точно так же, как и она – меня. Я ненавидела, когда люди вели себя с ней заносчиво. Хуже всех была Яэко. Она обзывала Кунико тыквоголовой и бородатой мартышкой. Это меня бесило, но я понятия не имела, как с ней бороться. В обязанности Кунико входило отводить меня на танцы и провожать домой. Она не пропустила ни дня, несмотря на всю свою загруженность делами в окия. Я придумала целый список ритуалов, которые исполняла по пути в школу танцев и обратно. Кунико смиренно терпела мои причуды.
Перед занятием я должна была обязательно сделать три дела.
Сначала – занести конфету из патоки в дом матушки Сакагути (я сама это выдумала и сама приводила в исполнение). Матушка Сакагути взамен давала мне перекус. Этот перекус я клала в свой мешочек.
Потом я должна была остановиться у часовни и помолиться.
Наконец, надо было сбегать погладить Дракона, большого белого пса, который жил в цветочной лавке.
Только после этого я могла идти на занятия.
Кунико всегда ждала меня, чтобы отвести обратно в окия. Дорога до дома приносила мне огромное наслаждение.
Сначала мы шли к цветочной лавке, и я кормила Дракона перекусом, который дала мне матушка Сакагути. Потом я разглядывала товары в лавке. Я обожала цветы, потому что они напоминали мне о маме. Продавщица разрешала мне взять один цветок – за то, что я принесла лакомство для Дракона. Я благодарила ее и несла цветок хозяйке кулинарной лавки, торговавшей едой навынос. Взамен она отрезала два кусочка дасимаки, сладкого рулета из омлета, и давала мне их с собой домой.
Дасимаки был любимой закуской тетушки Оимы. Когда я гордо протягивала ей пакет, она всегда радостно улыбалась и делала вид, что не ожидала такого сюрприза. Каждый день. А потом она принималась петь. Когда она была счастлива, то пела одну песню, знаменитую простенькую мелодию: «су-ису-ису-дара-датта-сура-сура-суи-суи-суи». Чтобы меня провести, она иногда пела другой слог, а я должна была ее поправить, и только тогда она принималась за дасимаки. Потом я садилась и рассказывала обо всем, что делала в этот день.
Во втором классе мне впервые пришлось пойти на Семейный суд. Меня туда отвела Старая Злюка. В суде нас ждали мама и папа. Чтобы семья Ивасаки могла меня официально удочерить, я должна была подтвердить, что хочу стать Ивасаки по собственной воле. Мне только что исполнилось восемь.
Я просто разрывалась и не могла принять решение. Все это было таким стрессом для меня, что меня вырвало на глазах у всех в зале суда. Я была еще не готова оставить родителей.
Судья сказал: «Эта девочка явно еще слишком мала, чтобы знать, чего хочет. Надо подождать, чтобы она подросла и приняла решение».
Старая Злюка отвела меня обратно в окия.
12
МОЯ ЖИЗНЬ ТЕПЕРЬ ВРАЩАЛАСЬ вокруг занятий на улице Синмондзэн, и я старалась проводить в школе танца как можно больше времени. С каждым днем я все более страстно влюблялась в танец и укреплялась в своем
