Жизнь гейши. Мемуары самой известной гейши в мире - Минеко Ивасаки
Иэмото была на удивление непривлекательна – очень низкая, достаточно полная, лицом напоминавшая орангутанга. Но стоило ей начать танцевать, как она становилась поразительно красивой. Наблюдая за этим преображением, я каждый раз думала: возможно ли найти еще более красноречивое подтверждение тому, как традиционный танец способен пробудить и в полной мере выразить красоту?
Родители иэмото назвали ее Айко Окамото. Она родилась в Гион-кобу и танцу начала обучаться уже в четыре года. Ее первая учительница быстро разглядела в девочке мощный потенциал и привела ее в дом Иноуэ. Предыдущая иэмото, Иноуэ Ятиё III, была поражена талантом Айко и пригласила ее в главную студию.
В этой школе есть два разных курса. На одном обучаются профессиональные танцовщицы (майко и гэйко), на другом – профессиональные преподаватели танца. Существуют также отдельные занятия для тех, кто хочет освоить это искусство на любительском уровне. Айко взяли на педагогическое направление.
Она оправдала надежды преподавателей и выросла искусной танцовщицей. В двадцать пять лет она вышла замуж за Куроэмона Катаяму, внука Иноуэ Ятиё III. Куроэмон – иэмото кансайского подразделения Школы театра но Кандзэ. У этой четы родилось трое сыновей. Жили они в доме на улице Синмондзэн, куда я ходила на занятия.
В середине сороковых годов Айко назначили преемницей Иноуэ Ятиё III и дали ей имя Иноуэ Ятиё IV. Матушка Сакагути состояла в совете попечителей, который утвердил ее кандидатуру. Она возглавляла школу до мая 2000 года, а потом ушла в отставку, освободив место нынешней иэмото, Иноуэ Ятиё V.
Школу танца Иноуэ основала женщина по имени Сато Иноуэ примерно в 1800 году. Она была придворной дамой во внутренних покоях императорского дворца, домашним преподавателем членов аристократического рода Коноэ и обучала различным формам танца, который практиковался в придворных ритуалах.
В 1869 году, когда столицу империи перенесли в Токио, Киото утратил статус политического центра Японии. Однако он остался сердцем культурной и религиозной жизни страны.
Тогдашний губернатор, Нобуацу Хасэ, и его советник Масанао Макимура залучили в рекламную кампанию для города Киото Дзироэмона Судзиуру, потомственного владельца отяя «Итирикитэй» (самого знаменитого отяя в Гион-кобу) в девятом поколении. Они решили сделать танцы Гион-кобу центральным элементом празднеств и пришли к главе Школы Иноуэ за советом и наставлениями. Харуко Катаяма, третья иэмото школы, составила танцевальную программу, в которой участвовали ее ученицы, талантливые майко и гэйко.
Выступления оказались настолько успешными, что губернатор, Судзиура и Иноуэ решили сделать мероприятие ежегодным и дали ему название Мияко Одори. По-японски это значит «столичные танцы», но за пределами страны название часто переводят как «Танец столиц», потому что проходит этот фестиваль весной.
В других карюкай существуют свои школы танцев, но только в Гион-кобу есть Школа Иноуэ. Глава Школы Иноуэ – высший арбитр внутри нашего общества как в области танца, так и во всем, что касается вкуса. Самый яркий символ Гион-кобу – майко, но каким будет этот символ, решает иэмото. Люди других профессий в Гион-кобу (от аккомпаниаторов и мастеров по созданию вееров до последнего рабочего сцены в театре Кабурэндзо) следуют художественному направлению, которое определяет глава Школы Иноуэ. Иэмото – единственный человек, которому разрешено вносить изменения в стандартный репертуар школы или ставить новые танцы.
Во всем квартале очень скоро узнали, что я беру уроки у самой иэмото. Публика гудела, предвкушая мои будущие выступления. Со временем ажиотаж усиливался и достиг пика через десять лет, к моменту моего дебюта.
В Гион-кобу люди постоянно разговаривают друг с другом. Этим наш квартал похож на маленькую деревушку, где все в мельчайших подробностях знают о делах соседей. Поскольку по природе своей я всегда была очень молчалива, эта особенность местной жизни вызывала во мне протест. Однако никто не мог помешать людям говорить. Я была еще очень мала, но у меня уже появилась определенная репутация.
Я схватывала все очень быстро. Обычно на заучивание нового танца ученице требуется срок от недели до десяти дней. Я тратила всего три, осваивая репертуар галопом. Конечно, у меня была мощная мотивация, побуждающая тренироваться больше других девочек, но, похоже, и от природы мне достались незаурядные способности. В любом случае танец оказался подходящим способом приложения моих амбиций. К тому же я по-прежнему ужасно скучала по родителям и с помощью танца могла выражать свои подавленные эмоции.
В конце лета я впервые выступила перед публикой. Ученицы иэмото с любительского направления ежегодно устраивали концерт под названием «Бэнтэнкай».
Танец назывался «Синобу Ури» («Продавщица папоротников»). В нем принимало участие шесть человек. Я была в середине. В какой-то момент все другие девочки вытянули руки параллельно, а я сложила их над головой домиком. Старшая Наставница театрально прошептала из-за кулис: «Руки, Минэко!» Я ее не поняла, продолжила движение и передвинула руки в следующую позу. А тем временем все остальные девочки соединили руки домиком.
Когда мы ушли со сцены, я немедленно накинулась на остальных девочек:
– Вы что, забыли, что мы ученицы иэмото! Мы не должны делать ошибок!
– Что ты такое говоришь, Минэко? Это ты ошиблась!
– Нечего на меня сваливать! – огрызнулась я. Мне даже в голову не пришло, что это я запорола танец.
Позже я услышала, как Старшая Наставница говорила матушке Сакагути:
– Пожалуйста, не расстраивайтесь. Нет нужды кого-то наказывать.
Я подумала, что она говорит о других девочках.
Огляделась по сторонам. Все уже разошлись.
– Куда все делись? – спросила я Кунико.
– Домой пошли.
– Почему?
– Потому что ты ошиблась, а потом накричала на них.
– Я не ошибалась. Это они.
– Нет, Минэко, ты неправа. Послушай меня. Ты что, не слышала, как Старшая Наставница разговаривала с матушкой Сакагути? Ты что, не слышала, как она попросила не наказывать тебя?
– Нет, это ТЫ НЕПРАВА. Она имела в виду других девочек. Не меня. Она говорила не обо мне.
– Минэко! Прекрати вести себя как маленькая упрямица! – Кунико никогда не повышала голоса. И теперь, когда она прикрикнула, я притихла. – Ты поступила очень плохо, и ты должна извиниться перед Старшей Наставницей. Это очень важно.
Я по-прежнему была уверена, что ничего дурного не сделала, но услышала предостережение в голосе Кунико. И пошла в зал Старшей Наставницы – просто чтобы выразить уважение и поблагодарить ее за выступление.
Не успела я и рта раскрыть,
