Жизнь и ее мелочи - Светлана Васильевна Петрова
Прошёл сентябрь, потом октябрь, гипс давно сняли, больничный закрыли, Катя почти не хромала – мацеста и вправду помогла, но об отъезде, к удовольствию подруги, не заикалась. Время от времени, теперь уже сама, звонила домой. Муж всякий раз допрашивал:
– Когда возвращаешься? Плохо себя чувствуешь? Не сможешь ездить на работу? Так тебя, наверно, давно уволили. Если хочешь, наймём домработницу.
– Дорого. Лучше я ещё немного тут побуду. Тепло, солнце, а у вас снег уже. Ты как-нибудь сам. Стирать не забывай, а то к моему приезду гора грязного белья накопится.
– Ладно. Поправляйся скорее. Соскучился. Не любовницу же заводить, – пошутил он однажды и как-то нервно добавил: – Может, у тебя там кто-то есть?
– Ты что?! – возмутилась Катя. – Дурак. Я тебя люблю.
Постаралась сказать убедительно, будто слова что-то значат. Знала, что не значат, но так спокойнее.
Покоем она дорожила более всего. Дома его не хватало, а тут – весь день, пока хозяйка на работе, Катя была предоставлена самой себе. Бродила вдоль реки по набережной, по зелёным улицам, мимо центра детского культурного досуга, заглядывала в окна новой красивой музыкальной школы. Подолгу сидела на пляже, подставив лицо нежаркому солнцу, дыша морскими брызгами и непривычными, такими сладкими осенними запахами. Думала о чём-нибудь необязательном и приятном и никуда не спешила. Неужели это чудо скоро закончится?
Катя представила длинный казённый коридор районного департамента культуры, с дежурной зелёной дорожкой, со снующими из комнаты в комнату или в курилку молодыми людьми, балдеющими от безделья. Их бы посадить на трактор или на танк, но нет, загнуться с непривычки. Ещё меньше энтузиазма вызывали у неё картины знакомой ленинградской кухни, свистящего чайника и грязной сковородки в мойке. Дальше – спальня: заправленная под матрас сильно натянутая простыня, чтобы не комкалась во время любовных упражнений. Всё равно на ней оставались заломы и следы пота, а то и чего похуже, и приходилось стирать постельное бельё чуть не каждый день. Наверное, Гамид тоже еженощно любил Асият, интересно, как она там устроилась, собирается ли опять замуж? Она может.
Иногда дневные размышления перекочёвывали в ночную голову, порождая странные сюжеты. Как-то Катя сказала подруге:
– Мне сегодня сон приснился: лестница полутёмная, разруха, лифт не работает, кругом мусор, а в чью-то квартиру зашла – неожиданно чисто, бело, занавесочки, салфеточки. И старушка. И я тоже вроде старая. Мы обрадовались встрече, обнялись, но так горько, и стали сетовать, что ничего уже не успеем. А старушка вдруг говорит: «Ты, может, ещё сподобишься». Странный сон, правда?
– Ничего странного, нормальный, – пожала плечами библиотекарша, продолжая мыть посуду.
В будни после ужина подруги смотрели телевизионные новости, которые кое-как выдавал слепенький и глуховатый чёрнобелый телевизор «Рекорд». По выходным ходили в кино. Здание с колоннами и лепниной украшало угол двух центральных улиц – Платановой и 60-летия Октября. Билет стоил 30 копеек, а фильмы крутили всегда новые. Вот и в тот раз демонстрировалась «Безымянная звезда» – последняя лента Михаила Козакова, который в качестве режиссёра намного превосходил себя как актёра.
Полтора часа подруги, затаив дыхание, смотрели на экран, а выйдя из зала в тёмную южную ночь, располагающую к нежности и ласке, сели на скамейку, обнялись и заплакали.
Они чувствовали похоже. Все ждут от любви выгоды. Не обязательно материальной – спасения от одиночества, понимания, защиты, семейных радостей, продолжения рода. А сейчас им было явлено доказательство, что существует любовь бескорыстная, вневременная, словно свет далёкой звезды, нежная и хрупкая, как вздох, как первый снег, тающий от соприкосновения с действительностью. Только такая любовь способна примирить с абсурдом жизни. Но по той же причине её нельзя сохранить неизменной. Всё приходит и уходит, счастье мимолётно, а жизнь так же прекрасна, как безобразна, и хорошо, что хотя бы конечна.
Когда слёзы иссякли, библиотекарша прошептала:
– Если бы ты всегда была рядом… Не уезжай, оставайся здесь жить, прописку оформим. На работу устроишься, у нас музыкальные работники в дефиците. На тебя мужчины оглядываются, замуж по любви выйдешь, ребёночек родится, я нянчить буду… Оставайся… – Хорошо, я подумаю, – заверила Катя.
Она привыкла выполнять обещания, и впервые с тех пор, как спала на чужом диване, мысли не дали ей заснуть до утра. С предметами и чувствами, выпадающими из ряда вон, слишком много мороки и никогда не знаешь, чем всё обернётся. Предложение Ольги – далеко от реальности. Чтобы разрушить, умения не требуется, разрушать всегда легко и всегда плохо. Гладко во всём никогда ни у кого не бывает. К издержкам своей жизни она приспособилась, умела существовать в обстоятельствах, которые понимала. Знала наверняка, что произойдёт в понедельник, во вторник, что вечером скажет Володя, где они встретят Новый Год. По возвращении домой всё обратится к старому, привычному, а остаться здесь, значит начать совсем новую жизнь, незнакомую, неудобную, лишённую предсказуемости и привычного комфорта. Как эта жизнь сложится, можно только гадать. И какая цель? Ради чего ломать готовое? Вспомнился диагноз, озвученный Асият: «Во мне не только рука сломалась…» «А у меня нога, – подумала Катя. – При чём тут нога? Бред какой-то».
Утром, ничего не говоря Ольге, она купила билет до Ленинграда. Испытывая неясную печаль, долго бродила по посёлку, прощаясь с любимыми местами, пообедала в знакомом кафе и вспомнила: надо же позвонить Володе, сказать, какой вагон и когда встречать. Чуть не позабыла. Что с нею твориться?
Короткая дорога к почте шла через рынок, где Катя неожиданно почти столкнулась с мужем Асият, гружёный покупками, он сопровождал свою новую любовь. Так вот она какая: полная, розовощёкая, испытывающая восторг от жизни, прямо «Купчиха за чаем» Кустодиева из Русского музея. Неспешно продвигаясь между рядами, влюблённые время от времени смотрели друг на друга с такой всепоглощающей нежностью, что у Кати зазвенело в ушах. Словно в гипнозе следовала она за счастливой парой мимо овощей и фруктов семи цветов радуги, над которыми стоял духовитый аромат зелени и специй.
Армянин, торговец персиками, увидев грудастую молодую женщину с белыми ресницами, зацокал языком:
– Купи. Хороший, сладкий.
Пава взяла плод, понюхала, слегка помяла пухлыми пальцами, взвесила в руке и плавно положила назад, на
